- Полагаю, Натаниэля больше обрадует факт твоего присутствияна годовщине, чем то, как ты при этом будешь одета.

- И это говорит мужчина, который обожает наряжать меня,словно куклу.

- Не так часто, как мне бы этого хотелось, - сказал он ипродолжил, прежде чем я успела вставить свое веское слово, - Je t'aime. - Иповесил трубку.

Что в переводе с французского это значит - я тебя люблю, асвязь он тут же прервал, чтобы я не успела испортить момент.

Я так безбожно опаздывала, что заскочить домой уже неполучалось. Я позвонила Натаниэлю, и он согласился встретиться у театра. В егоголосе не прозвучало ни упрека, ни жалобы. Думаю, он боялся жаловаться, боялся,что я найду в этом повод отказаться от празднования нашей почти-годовщины.Наверное, он в чем-то прав. Я встречаюсь, по последним подсчетам, с шестьюмужчинами. А когда встречаешься с таким количеством народа, годовщина можетпоказаться издевательством, ведь такие даты отмечают обычно с кем-то, кто длятебя дороже всех. Я все еще не могла преодолеть неловкость от того, что в моейжизни столько мужчин. Не могла избавиться от мысли, что иметь среди этихшестерых любимчика было бы неправильно. Хотелось верить, что каждый из них былмоим самым любимым. Когда никого из них не было рядом, когда я их не видела ине ощущала с ними метафизических связей, я начинала чувствовать себя не тольконеуютно, но и попросту глупо. В общем, я чувствовала себя дурой и сердилась отэтого вплоть до того момента, когда увидела поджидавшего меня у дверейНатаниэля.

Он заметно подрос, теперь его рост был за сто семьдесят, причемпоследние два сантиметра набрал в прошлом месяце. К двадцати годам (двадцатьодин ему будет только весной) Натаниэль прибавил и в ширине плеч - у него этотпроцесс занял больше времени, чем у большинства сверстников. В последнее времяя бываю в клубах даже чаще, чем он, но если меня это изматывает, то ему -нравится. Впрочем, остановиться и таращиться на него меня заставило вовсе нето, что Натаниэль стал выше.

Я стояла посреди спешащей мимо меня пятничной толпы, нанесколько минут позабыв о том, что в городе объявило нечто, испугавшее дажеЖан-Клода с Малькольмом. Хоть Жан-Клод и постарался убедить меня в том, что мыв безопасности, это еще не повод так щелкать клювом посреди толпы.

Одет Натаниэль был в свободный кожаный плащ и подходящую кнему шляпу. Одежда достаточно хорошо укрывала его от посторонних взглядов, ивместе с тем подчеркивала скрывающуюся под ней фигуру. И скрывает, и привлекаетвнимание одновременно. Добавить к зимнему гардеробу шляпу ему пришлось потому,что его неоднократно узнавали на улице. Посетители «Запретного Плода» узнавалив нем стриптизера Брендона - такой у него сценический псевдоним. Но, как толькомы догадались прятать под одеждой волосы, узнавать его перестали.

Его рыже-каштановые волосы были заплетены в тугую косу, такчто со стороны казалось, будто он носит стандартную короткую стрижку. Тактолько казалось. На самом деле его волосы ниспадали до самых лодыжек - ужаснонепрактично, но, черт возьми, как красиво!

То, что я чувствовала, было не просто безликим «ого!», вовсене его красота заставила меня застыть столбом посреди улицы. Просто в этомновом плаще и шляпе, с прикрытыми волосами он выглядел взрослым. Натаниэль былна семь лет младше меня, поэтому, когда он впервые попал в поле моего зрения, япочувствовала себя совратительницей малолетних. Я долго и упорно пыталась непозволить ему попасть в мой список бой-френдов, но в этой борьбе оказаласьпроигравшей. Теперь, глядя на Натаниэля беспристрастно, как просто человек изтолпы, я осознала, что была единственной, кто продолжал считать его ребенком.Стоявший передо мной человек был похож на эдакую гламурную версию Сэма Спэйда ина двадцать лет никак не выглядел. Пожалуй, он выглядел даже старше двадцатиодного.

Кто-то толкнул меня так, что пришлось отпрыгнуть. Черт,что-то я совсем расслабилась. Я возобновила движение. На мне тоже был надеткожаный плащ, только шляпу я не носила принципиально. Надену только в томслучае, если вдруг ударят жуткие заморозки. Несмотря на то, что до Рождестваоставалось всего несколько недель, было не очень холодно. Таков Сент-Луисзимой: сегодня заморозки, завтра - плюс десять. Мой плащ был застегнут толькодо пояса; так холоднее, зато легче дотянуться до пистолета. Зимой ношение оружиявсегда подразумевает мелкие неудобства вроде этого.

Натаниэль заметил меня, когда я добралась до наружныхдверей. Он улыбнулся так, что осветилось все его лицо, показывая, как он радменя видеть. В другое время я бы непременно испортила момент своей злобнойфизиономией, но сейчас я была занята тем, чтобы не улыбнуться ему в ответ также широко. Один из моих бой-френдов как-то сказал, что я боюсь быть влюбленной,и был прав. Мне это всегда казалось глупым, как и то, что ваша страховкаподскакивает в цене, когда у вас проблемы. Эдакий чувственный инвалид.

Лицо под шляпой было слишком хорошеньким, чтобы можно былоназвать его красивым. Он был, скорее, миловидным. Вряд ли рост или мышечнаямасса смогут это изменить. И все же лицо Натаниэля не было таким женственным,как у Жан-Клода или Мики; кости у него были шире, и скулы очерчены резче. Онобыло более мужественным - сложно сказать, отчего, но, взглянув на Натаниэля, невозникает ни тени сомнения в его половой принадлежности. Неужели он настолькоизменился за последние несколько месяцев? Может, я просто не заметила, а может,так было всегда. Просто я была слишком занята тем, чтобы не подпустить егослишком близко, и даже не задумывалась о том, насколько мужественней онвыглядит по сравнению с теми же Жан-Клодом и Микой. Что ж получается,мужественность у меня до сих пор ассоциируется с силой и зрелостью? У когоугодно, но у меня? Ой, боже сохрани.

Его улыбка слегка поблекла.

- Что-то случилось?

Я с улыбкой подошла, чтобы его обнять.

- Просто задумалась, достаточно ли внимания я тебе уделяю впоследнее время.

Он тоже обнял меня, хотя почти сразу же отстранился, чтобыпосмотреть мне в лицо, и спросил:

- К чему ты это сказала?

Я наконец, позволила себе полностью окунуться в его глаза.Сегодня он так меня смущал, что я поначалу даже избегала встречаться с нимглазами, словно он - вампир с гипнотическим взглядом, а я беззащитная смертнаятуристка. Глаза у Натаниэля лавандовые; нет, правда - самого настоящегосиреневого цвета. Но они поражали не только цветом. Его большие и красивойформы глаза придавали лицу тот завершающий штрих, который делал его совершеннонеотразимым. Слишком красивым, просто до невозможности.

Натаниэль коснулся моего лица и повторил вопрос:

- Анита, что-то случилось?

- Не знаю, - покачала я головой. Я действительно не знала.Натаниэль всегда нравился мне, но это уже выходит за всякие рамки. Мне пришлосьотвернуться, чтобы не таращиться на него в упор. Да что ж такое со мнойтворится сегодня?