Я нахожу его на кухне возле острова. Наши взгляды встречаются и он, отвлёкшись от разговора, с однозначным плотским интересом рассматривает меня, особо задерживаясь на бёдрах.

Он отключает мобильник и кивает мне на барный стул.

— Садись. Есть серьёзный разговор.

Глава 8

С недоверием явно написанным на моём лице и под его пристальным, тяжёлым взглядом присаживаюсь на барный стул, мечтая оттуда не свалиться, забрасываю ногу на ногу. Он достаёт бутылку виски и два рокса, ставит их перед собой.

Сата́нов без пиджака и галстука, ворот расстёгнут, а рукава белоснежной рубашки закатаны, так что я могу видеть вены, увившие их. Сейчас они напряжены, как и их носитель. Он опирается ладонями об остров и исподлобья смотрит на меня.

— Есть будешь?

Этим вопросом он застигает меня врасплох. Я лишь пару раз хлопаю ресницами, перед тем как ему тяжко вздохнуть.

— Правда, из съестного две пиццы и пара банок колы.

Ответом ему служат песни голодных китов моего желудка. Сатано́в было приподнимает в язвительной ухмылке губы, но выражение его лица становится серьёзным, когда он бросает свой взгляд на пачку бумаг.

— Андрей Александрович, я невольно подслушала ваш разговор с клиентом, пока… — я запинаюсь и жар приливает к моим щекам.

А Сата́нов ухмыляется. Я только бы за одну эту ухмылку назвала его Сатаной.

— Пока ты стояла в очень интересной позе за диваном в моём кабинете? Конкретнее, Иванова. Если бы люди действительно выражали то, что хотят или задумали чётко и конкретно, мы были бы самыми счастливыми на этой земле, — философствует Сата́нов, затем его настроение резко меняется, — а теперь говори всё, что ты думаешь. Мне поможет всё.

Пока он разогревает пиццу и делает коктейль «Кола с виски», я излагаю свои мысли. Дело непростое и возможно нам придётся крутить не одного потенциального свидетеля, схема хитрая, а значит и соперник умён, а возможно и при огромной власти.

Мы ненадолго отвлекаемся и молча поедаем разогретую пиццу. Коктейль проваливается в меня и приятно расслабляет.

И разговор становится уже каким-то не деловым, когда Сата́нов спрашивает как бы мимоходом:

— Есть мысли о том, кто тащил тебя в авто?

— Я не знаю, Андрей Александрович. Я с такими не вожусь, — выпаливаю я.

Сата́нов приподнимает бровь.

— А с какими ты водишься? — в голосе сарказм.

Так и хотелось сказать, что с такими как ты вынуждена, но предусмотрительно молчу. А он тяжёлого взгляда от меня не отводит. Сглатываю от трепета перед ним. Представляю, как он разматывает свидетелей обвинения и крутит прокурорами.

— С кем я вожусь вас волновать не должно, Андрей Александрович. Что касается долга, его отдам деньгами. Относительно вашего… хм… предложения — нет. Не поймите превратно, но вы мне как мужчина вот вообще не интересны, — говорю, как на духу и взгляд держу, не отвожу.

— Вот как! — слегка пожимает мощными, широкими плечами, — а какие тебя интересуют?

— Ну-у-у… вот только не такие как вы, — я и вправду не знаю какие.

Сата́нов — привлекательный мужчина. Даже очень. Он такой, от которого дамы писаются кипятком. Когда он куда-либо заходит все женские взгляды только к нему и прикованы. Фактурный, сказала бы моя мама.

— Любопытно, — Сата́нов делает несколько глотков из рокса и подходит ко мне.

Мне становится не по себе от того каким горячим становится его взгляд. Он стремительно подходит ко мне и круто разворачивает меня вместе со стулом к себе. Я не успеваю среагировать, как он распахивает мои бёдра и не даёт их сомкнуть. Я обнажена перед ним во всех смыслах. С тоской вспоминаю, что трусики сохнут в душевой его комнаты.

Пытаюсь оттолкнуть его от себя.

— Слова нет вы не понимаете от слова совсем? — спрашиваю я, — спасли меня, привезли к себе… хм… может тот бандюга был вашим хитроумным планом?

И тут же жалею о том, что морожу такое.

— Я могу заморочиться, но не настолько, — говорит он, а сам жадным взглядом скользит по моему лицу, затем вниз.

Начинаю краснеть от его пристального внимания и слишком близкого присутствия, а ещё от того, что двинуться не могу и оттолкнуть его не получается. Ситуация та ещё.

— Долго я ещё буду у вас?

Сата́нов одним движением отводит мои волосы с шеи открывая её.

— Тебя кто-то хотел сегодня похитить. И если это связано не с тобой, то значит с работой на меня, — проводит пальцем по открывшейся шее, чувствую, как затвердевают соски.

Вновь дёргаюсь и пахом врезаюсь в его напрягшийся член. Уровень моего стыда зашкаливает, его похоже забавляет моё смущение.

— И? — сглатываю ком, возникающий в горле когда его взгляд бесцеремонно перемещается с моего лица на грудь.

— Ты поживёшь у меня столько сколько мне потребуется, — он не касается меня, но мне кажется, что его пальцы кружат по всей моей коже.

— Вы это, конечно, здорово придумали, но как же моя жизнь? — спрашиваю возмущённо.

Продолжаю ёрзать на стуле, пытаясь вырваться из крепкой хватки Сатано́ва, но делаю ровно наоборот, теснее прижимаясь к нему.

— Жить ты будешь здесь. Это решено, — его ладони мимолётно оглаживают мою грудь и опускаются на разведённые перед ним бёдра, грубовато сжимая их.

— Руки убери, — шиплю я ему прямо в его наглое лицо, выражение которого ничуть не изменилось.

Он касается моего живота, а я просто немею от такой наглости. Воспитание не позволяет сказать нечто грубое, но похоже с таким начальством придётся учиться быть ушлой и себя в обиду не давать.

Его нестерпимо горячие ладони уже на внутренней стороне бёдер. Взгляд становится тёмным. Как омут. Того глядишь и затянет. Грубо ласкает, без нежности. Наверняка оставит пару синяков, если продолжит в таком духе.

Бабник хренов! В отчаянии кусаю губы почти до крови.

Грубоватые длинные пальцы оказываются на нежной коже лобка, спускаются ниже, скользят по половым губам. Мне ужасно стыдно. Я трепещу и бьюсь в его руках как загнанная в клетку птицеловом птичка.

Внезапно его руки оставляют меня. Смотрит на меня по прежнему холодно, как и раньше. Куда и страсть вся девалась?

— Твоя комната на первом этаже, постель застелена. Есть гостевые душ и туалет. Выспись. Завтра тебе предстоит… хм… поработать, — ухмылка фирменная.

Затем его круто накаченный