попытку встать, но Сата́нов удерживает меня, возвращая обратно на стул, и произносит:

— Потому что и та и другая знает, что получит взамен?

Возбуждение докатывается до низа. Как бы не растечься на стуле…

— И что же? — облизываю мигом пересохшие губы.

— То, что я вылижу её вагину до капли, пока она кончает, забившись в сладком экстазе, мне на язык, — бесстыдно продолжает он, — а ты пахнешь так, что это единственное что я сейчас хочу, Иванова…

Глава 11

Повелась, Таня… А он всё об одном и том же. Маньяк недоделанный.

— Мне это не нужно и не интересно, — отвечаю я деловитым тоном.

Чуть отстранившись от меня, он выгибает бровь.

— Да, Андрей Александрович. Да! Представляете, в жизни других людей не всё вертится вокруг… — я смотрю вниз и кручу пальцем, желая выразить всё своё презрение, — нижних чакр.

Сата́нов намечает улыбку.

— Конкретнее, Иванова, конкретнее.

— Да куда уж конкретнее. Секс в моей жизни не главное, — как отрезаю, — найдите себе девицу погорячее и… что вы пристали вообще ко мне? — я зачем-то замираю, что я хочу от него услышать.

— Ты говоришь с позиции своего опыта, который у тебя наверняка скудный. Ведь ты не смотришь на мужчин с желанием, ты не оцениваешь их как самка потенциального самца…

— Я, прежде всего, смотрю на то какой внутренний мир человека…

Сата́нов поднимает уголки губ.

— Ну и как? Удалось хоть раз увидеть? — сарказмом веет так, что едва ли не сдувает меня со стула.

— С некоторыми интересно беседовать…

— Я про секс, Иванова, — возвращает меня к своей излюбленной теме Сата́нов, — и не только, я вообще про отношения мужчины и женщины.

— А я про единение душ и вообще, не сексом единым жив человек, — делюсь умозаключением.

— Не им, но секс определяет всё. Допустим, ты, Иванова.

— А что я? — хлопаю часто глазами как скажет этот Сатано́в так и хоть стой хоть падай, — меня зачем приплетать? Я обыкновенный клерк в вашей грандиозной компании. Ыы же сами знаете, что вы лучший в этом деле, — и в этих словах я искренняя, я действительно восхищаюсь Сата́новым как спецом.

— То есть ты прониклась мной как человеком с богатым внутренним миром? — прищур глаз настолько хитрый.

Я готова захныкать, мне его явно в полемике не выиграть, да он жонглирует словами, понятиями и моими умозаключениями как в цирке артист.

— Вот видишь, Иванова, как легко забрести в дебри уютных словесов. А ведь на самом деле совсем недавно ты внизу пульсировала так, что я ощущал твой запах, а если ты сейчас встанешь, поскольку на тебе нет трусиков, я уверен, останется влажный след. Всё просто, Иванова, ты хочешь меня. Я только не понимаю к чему эта игра. Мы оба хотим секса друг с другом. Чего мы ждём?

Я не просто возмущена, я ещё и потрясена. Он читает меня как книгу и такой настойчивый. Но вот только не на ту напал. Я не буду той удобной секс-утехой для работающего круглые сутки миллионера, которая по приказу ноги раздвигает.

— Ну я не знаю, чего ждёте вы, а я жду от вас задания, с которого начнётся моё освобождения от долга перед вами, — аж самой нравится, деловой такой тон.

Сата́нов отпускает ручки стула, а я его ладони, и отходит от меня. В его руках появляется банковская карта.

— Тебя отвезут в салон одежды, — называет бутик*и невольно у меня в горле появляется ком, кое-что в моде я смыслила и знаю, какие дамочки люксовые там одеваются, — Антон поможет тебе подобрать всё необходимое для вечера и поработает над тобой, доверься ему, он лучший, — и кладёт карту на столешницу.

— Платье и туфли из этого бутика, они останутся у меня потом? — осекаюсь, он поймёт, что я взбудоражена, у меня ж глаза горят.

— Таня… — в меня летит упрёчный тон.

Знаю, знаю, выражаться надо яснее.

— Платье и туфли я должна буду обратно отдать или могу себе оставить? И если я оставлю его себе, не увеличит ли это мой долг перед вами? — куда яснее я выразиться не могла бы.

Сата́нов морщится, но даже это не портит его мужественного лица, но затем оно приобретает благодушное выражение, если так можно сказать, ну как у крокодила перед тем как ему бросится в атаку на жертву.

— Ты оставишь себя всё, что захочешь и нет, не увеличит, - затем изучив меня взглядом, произносит, — а ты… возбудилась, — но заметив, что я в очередной раз хочу возмутиться, примиряюще завершает, — всё правильно. Ведь деньги это тот же секс…

— А вы никак не унимаетесь, Андрей Александрович. И деньги у вас секс, — хихикаю в ладошку.

— А ты считаешь по другому? В любом деле, чтобы достигнуть пика, нужно потрудиться. Как при зарабатывании денег, так и при занятии сексом…

— Только получается изнасилование какое-то, — бурчу я.

Сата́нов удивлённо вскидывает брови, но так словно бы сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

— Если ты про найм, то соглашусь, но если ты про бизнес, это и вправду занятие сексом, иногда жёстко, иногда нежно, но когда ты достигаешь пика, это вознаграждение за все старания. Итог: твоя физическая и умственная энергия преобразуется в денежную.

Вот это он подвёл, аж целую теорию выдумал. И самое главное не подкопаешься.

— Ну вы даёте, Андрей Александрович! — я на самом деле потрясена, — я вас даже извращенцем после такого назвать не могу.

— Мне приятно, что тебе откликается, Иванова, — ловит мой сарказм, — порезвись там.

Он покидает кухню.

А я через какое-то время еду в бутик. И пропадаю там на несколько часов. Я всегда хотела там что-то купить, долгое время в прошлом стояла возле витрин и мечтала, что куплю там когда-нибудь шейный платок. Потому что по цене он как раз был моих шесть зарплат и эта цена вполне доступна для меня в отличие от остальных вещей, смотря на которые я могла только облизываться.

Знакомо ли вам это чувство когда вас морально облизывают с ног до головы? И даже если ты понимаешь, что это работа у продажников такая продать вам товар, то всё равно веришь им.