– Ну, я говорила с Шэрон, и она сказала, чтовы ищете секретаря, – начала я с легкой дрожью в голосе. Она кивнула, и япочувствовала себя немного увереннее. – А сейчас, после беседы с Эмили, Элисони Шерил, я почувствовала, что знаю, какой человек вам нужен, и уверена, чтоотлично вам подойду, – продолжала я, припоминая слова Шерил. Ее это, казалось,позабавило, но она оставалась совершенно невозмутимой.

В ту минуту я начала страстно желать получитьэту работу, – так люди жаждут вещей, которые не надеются иметь. Это было,конечно, совсем не то, что поступление на юрфак или публикации в университетскомжурнале. Это был настоящий вызов для моего жаждущего успеха сознания – еще ипотому, что я была самозванкой, причем даже не очень искушенной. С той самойминуты, как ступила на порог «Подиума», я знала, что не гожусь на этудолжность. Не теми, что нужно, были мои волосы и одежда, но самое главное – нетой была моя жизненная позиция. Я ничего не знала о модельном бизнесе, да и нехотела знать. Нисколько. А значит, я должна получить эту работу. К тому жемиллионы девушек готовы ради нее на что угодно.

Я отвечала на ее вопросы о моей жизни открытои уверенно, чего сама от себя не ожидала. Бояться было некогда. Она вела себядостаточно любезно, и, как ни странно, ничего неприятного в ней я тогда незаметила. Небольшая заминка возникла, когда она спросила, какими иностраннымиязыками я владею. Я ответила, что знаю иврит, она помолчала, прижала ладони кстолу и проговорила ледяным тоном:

– Иврит? Я надеялась, вы знаете французскийили хоть что-нибудь более полезное.

Мне почти захотелось извиниться, но я вовремясдержалась.

– К сожалению, я совсем не говорюпо-французски, но уверена, что с этим не будет никаких проблем.

Она сжала ладони.

– Здесь написано, что вы учились вуниверситете Брауна.

– Да, э… я специализировалась по английскомуязыку, точнее, писательскому мастерству. Это всегда было моей страстью. – Чтоза пошлость! Неужели я не могла обойтись без слова «страсть»?

– Что касается вашей приверженности кписательству, не означает ли это, что вы мало интересуетесь модельным бизнесом?– Она глотнула какой-то шипучей жидкости из стакана и спокойно поставила его наместо. Одного взгляда на стакан хватило, чтобы убедиться: эта женщина умеетпить, не оставляя отвратительных следов губной помады. Ее губы всегдабезупречно накрашены, в любое время дня и ночи.

– Ах, ну конечно, я обожаю модельный бизнес, –отважно солгала я, – мне бы очень хотелось узнать о нем побольше, чтобыкогда-нибудь иметь возможность писать о моде.

Где я только этого набралась? Инстинктивно яначала говорить чужие слова.

Так все и шло достаточно гладко, пока она незадала свой заключительный вопрос: какие журналы я обычно читаю? Я сготовностью наклонилась вперед и начала перечислять:

– Ну, я подписываюсь только на «Нью-Йоркер» и«Ньюс-уик», но нередко читаю «На слуху». Иногда «Тайм», но он слишкомофициален, а «Ю-эс ньюс» слишком консервативен. Еще, от нечего делать, я листаю«Шик», а с тех пор как я вернулась из-за границы, читаю все журналы опутешествиях и…

– А вы читаете «Подиум», Ан-дре-а? – перебилаона, тоже наклоняясь вперед и глядя на меня еще внимательнее, чем прежде.

Это было так внезапно, так неожиданно, что ябыла застигнута врасплох. Я не лгала, не выкручивалась, даже не пыталасьоправдаться:

– Нет.

Последовали десять секунд ледяного молчания,после чего она позвала Эмили и приказала ей проводить меня. Я поняла, чтополучила работу.

– Не очень-то похоже, что ты получила работу,– мягко сказал Алекс, поигрывая моими волосами, когда я, положив голову к немуна колени, отдыхала от всех треволнений дня.

Сразу после собеседования я поехала к нему вБруклин: не захотела оставаться еще на ночь у Лили, к тому же мне необходимобыло поделиться с ним всем, что со мной произошло.

– Я даже не знаю, зачем тебе это нужно, –продолжил он, немного помолчав.

– Ну, это, кажется, и впрямь очень заманчиво.Если эта девушка, Элисон, начинала как помощница Миранды, а теперь ужередактор, то мне бы это очень подошло. Дело того стоит.

Он очень старался показать, что на самом делерад за меня. Мы встречались с первого курса, и я успела изучить каждоеизменение его интонации, выражения лица и все его жесты. Вот уже нескольконедель он работал в муниципальной средней школе в Бронксе и так уставал, чтоедва мог говорить по вечерам. Хотя его ученикам было всего по девять-десятьлет, он был поражен их цинизмом. Ему внушало отвращение и то, как свободно они говорятоб «отсосах», и то, что они знают не менее десяти жаргонных названий марихуаны,и то, как они хвалятся тем, что им удавалось украсть, и родственниками, невылезающими из тюрем строгого режима. «Тюремные эксперты» – так начал называтьих Алекс. «Любой из них сумел бы написать книгу о всех преимуществах отсидки в„Синг-Синге“ по сравнению с „Райкерз-Айлендом“, но не умеет ни читать, ниписать по-английски». Он пытался понять, чем может им помочь.

Я просунула руку под его майку и сталалегонько поглаживать ему спину. Бедненький. Он выглядел таким несчастным, что япочувствовала себя виноватой, что досаждаю ему разговорами о своемсобеседовании, но мне просто необходимо было с кем-то это обсудить.

– Я понимаю, что мне не светит никакойредакторской работы, но через несколько месяцев я начну писать, я уверена, –сказала я. – Ты ведь не думаешь, что я хватаюсь за что попало, раз собираюсьработать в журнале мод, правда?

Он сжал мою руку и прилег рядом со мной.

– Детка, у тебя чудесный, большой писательскийталант, и я знаю, что у тебя получится все, чем бы ты ни занималась. И конечноже, ты не хватаешься за что попало. Это поможет тебе встать на ноги. Ты ведьговоришь, что, если поработаешь годик для «Подиума», тебе не придется три годанадрываться где-то еще.

Я кивнула:

– Эмили и Элисон говорят, что это само собойразумеется. «Поработай годик на Миранду так, чтобы тебя не уволили, и онаустроит тебя на любое место, на какое только пожелаешь».

– Чего же тогда колебаться? Серьезно, Энди,поработаешь с год и устроишься в «Нью-Йоркер». Ты ведь всегда этого хотела. Ипохоже, так ты добьешься этого быстрее всего.

– Ты прав, ну конечно, ты прав.