— Он сам несколько раз это сказал. В теории номинации известен «закон двух миров». Видимый и ассоциативный. Линии сходства держатся языком «в секрете», но происхождение слов или их связи друг с другом многое открывают. Скажем, стыд происходит от студ, стужа, то есть для тех, кто говорит по-русски, ощущение стыда сравнимо с ощущением холода, пронизывающего тело. Или, например, сочетаемость с другими словами. Огонь и любовь могут вспыхивать и угасать. Взгляд и камешек можно бросить, поймать, перехватить. Мысли, как люди, могут приходить, не покидать, преследовать. Бобруйск у Паши — это гиря на ноге, тяжелая ноша и груз на душе. Грамматика чувств раскрывает эмоции, которые человек скрывает или даже не осознает. Почему-то ему тяжело вспоминать родной город, и при этом он у него постоянно всплывает. Скорее всего это не имеет отношения к делу, но не отметить я не могла.

Она помолчала и продолжила:

— А теперь самое интересное. Паша приехал из Торонто специально, чтобы встретиться с нами.

— У него тут проблемный филиал фирмы, — напомнил я, но Вика отрицательно помотала головой.

— На фирму он даже не заглянул. Не получается по времени. Судя по расписанию рейсов, он прилетел в семнадцать часов. Это был регулярный рейс, потому что на его рюкзаке наклейка на ручную кладь американских авиалиний. Пересаживался в Майами. Сейчас девятнадцать тридцать. Приехал к нам он в седьмом часу. Вчера мы ехали из аэропорта около часа, значит, он явился прямиком сюда, даже не заехал сменить испачканную одежду, хотя у него здесь есть служебная квартира. Ехать сейчас на фирму уже нет смысла, все разошлись, а завтра с утра Павел должен быть в Торонто, то есть обратно летит сегодня ночью. Вот и я спрашиваю — зачем? Он мог прекрасно обсудить все с нами по скайпу, как делали до этого, а информацию о ребятах передать по почте.

Здесь она права. Наш технологичный мир дает возможность комфортного общения на любом расстоянии, а личная встреча — это что-то сродни игре на раздевание. Если директор айтишников опасался, что его почту могут взломать, то почему не отправил данные с фейкового аккаунта? Загадка.

Вика уже достала ноутбук и вставила флешку.

У Павла действительно работала исключительно молодежь с просторов развалившегося Союза: коктейль «Затупившийся серп и проржавевший молот».

Анатоль, как он и сказал, был родом из промышленного городка Чапаевск под Самарой, который никак не ассоциировался с глуповатыми толстопузыми бородачами типа хипстер, но факт оставался фактом.

Были еще Михаил из Полтавы, Евгений из Москвы, Олег из Нижнего Новгорода, Петр из Новосибирска, Рустем из Казани, Искандер из Минска, москвички Анна и Камилла. Лиля тоже из Казани. Роксана — из Киева.

Все выглядели симпатичными, жизнерадостными, модными.

Я вдруг вспомнил про персиковые носки с самолетиками. Не знаю почему, но мне казалось, что это какой-то важный симптом. Вика выслушала меня безо всякого интереса:

— При чем тут носки?

— Как думаешь, у него есть семья? — спросил я.

Виктория пожала плечами:

— Не знаю. Наверное. Тут сказано, что ему тридцать восемь лет. Он богат, красив…

Красив?! Человек, которому можно без грима играть грустного французского мима?! Впрочем, долларовый миллионер, создатель компьютерной империи, наверное, должен казаться женщинам привлекательным.

— Если бы ты была женой Паши Кнопкина, ты бы разрешила ему надеть на деловую встречу такие дурацкие носки?

Виктория нахмурилась. На лице ее отобразилось удивление. Впрочем, возможно, она права: в современном обществе гендерные роли настолько перемешались, что не до носков.

Вместо ответа тетка открыла файл директора — видимо, ради чистоты эксперимента он записал в число подозреваемых и себя тоже. Фотограф был молодец, всеми возможными средствами постарался превратить Пашин недостаток — опущенные уголки глаз — в достоинство. Фотография была сделана немного сверху, при сложном свете, в результате чего у Кнопкина появился пронзительный строгий взгляд и выразительные скулы.

— Безусловно, человек с судьбой, — сказала Виктория, разглядывая фото.

Судьба у таких ребят обычно шла по одной простой схеме. Родители отправили умненького мальчика учиться за рубеж, где он зря времени не терял, пробивался своими мозгами, примкнул к команде хакеров, взломал с десяток-другой ресурсов, срубил на этом деле бабла, а чтобы бабло отмыть, создал фирму, легализовался…

— Кстати, почему он Паша? Не Павел Николаевич, не Павел…

— Слава богу, что не Павлик, — скривилась Виктория и добавила: — А семейное положение тут, кстати, нигде не указано. Только фоточки-фоточки и данные с сайтов его компании.

— Про слово «СПУГНУТЬ» тоже небезынтересно, — напомнил я.

— В этой эквадорской команде всего одиннадцать человек, — проговорила Вика, одновременно пролистывая резюме ребят. — Для многотысячной корпорации — сущая ерунда. Этот Паша мог бы просто распылить ребят по другим проектам или уволить всех, но ему важно именно поймать крысу. Посмотреть ей в глаза — это же явно что-то личное. Хотя, может быть, он просто мстительный урод и собирается скормить вора амазонским пираньям. Что мы можем о нем знать на самом деле? Нужны еще данные.

Наконец мы отправились досыпать то, что украл джетлаг, а я получил свое первое задание на этом проекте. Ох, как удивился бы наш работодатель, если бы узнал, что нанятый им эксперт первым делом решил проверить его самого! Вика поручила мне собрать все публикации о Павле Кнопкине в интернете за последние десять лет.

— О чем, например, говорит частая смена работы? — Я аж вздрогнул. Не очень-то ожидаешь в шесть утра по дороге в туалет столкнуться с таким вопросом.

Вика сидела за столом на кухне, завернувшись в плед по самый подбородок, и согревалась кофе, аромат которого только сейчас достиг моих полусонных рецепторов. Пахло неплохо, но не действовало: мысли о сне были слаще и ароматней.

— Хуан Вальдес — местный бренд, говорят, лучший во всей Латинской Америке, — блеснула новыми познаниями Вика.

— Тебе же было сказано не вставать в пять утра, а то козочкой станешь!

Виктория только махнула рукой:

— Так о чем нам говорит частая смена работы?

Я заглянул через ее плечо: так и есть, с утра пораньше она просматривала резюме членов команды.

— О непостоянстве, склочном характере, не позволяющем уживаться с коллективом, о том, что кандидат не слишком надежный, — ответил я, продолжая свой путь.

— Но Паша же сказал, что у него таких людей нет. Все работают больше двух лет.

Она дождалась моего возвращения из туалетной комнаты и продолжила как ни в чем не бывало:

— Но есть один парень, который прыгал с работы на работу до устройства в «Айтишники».