– Собирайте ее срочно, в реанимации уже ждут!

Одевала Лену свекровь, сама она не могла пошевелиться. Еевынесли на носилках муж и шофер «скорой». Муж поехал с ними, свекровь тожевтиснулась, Альку забрала соседка. В больнице их ждали, бегом выкатили каталку,подняли в лифте к реанимации. Лену быстро раздели, подключили какие-то приборы.Высокий темноглазый доктор в так идущей всем мужчинам-врачам белой шапочке взялЛену за руку, посчитал пульс, ласково попросил:

– Ты не молчи, разговаривай со мной. Муж у тебя есть, дети?

Она стала рассказывать доктору, что есть муж, и сын Алькачетырех лет, и мама в Новгороде, а он в это время смотрел на приборы, считалпульс, пока сестра делала укол, а потом еще один из маленькой ампулы, которуюпринесли откуда-то сверху, из сейфа. Слабеющим языком Лена перечисляла докторуродственников в Новгороде и до самого конца не поняла, что умирает.

Заведующий реанимационным отделением вышел в коридор, где наскамейке сидели очень похожие друг на друга высокие, рослые парень и тетка.

– Ну что, доктор?

Он коротко ответил:

– Не спасли.

Парень обхватил голову руками с глухим стоном. Женщинаподнялась во весь рост, заговорила было зычно, как всегда:

– Да что же это, да вы же ее уморили, – но врач такпосмотрел на нее, что она прикусила язык на полуслове.

Доктор зашел в ординаторскую, поискал сигареты. Молоденькаяординаторша вбежала следом.

– Юрий Михайлович, как же так, да отчего же она умерла?

Врач вдруг стукнул кулаком по столу, так что треснулостекло, и заорал:

– Да черт ее знает! Сам ничего не понимаю!

Павел Никандров закрыл дверь за последним родственником.Наконец-то этот ужасный день закончился, поминки прошли. Мать с двумя теткамигремела посудой на кухне. Специально не отпустила их, не хочет разговора. Аему, Павлу, и нечего ей сказать. Как только сообщили им о смерти отца, матьсразу же развила бешеную деятельность, устроила пышные похороны, только зачемэто все? Павел зашел в комнату к сестре. Там было темно.

– Маринка, ты спишь?

– Какое там! – Маринка подняла голову.

Он присел рядом, прикоснулся к мокрой подушке, погладил еепо щеке.

– Ну хватит уже, заболеешь, если будешь столько плакать.

Она обняла его, уткнулась в плечо.

– Ох, Паша, какие же мы сволочи! Как же мы могли его доэтого довести!

– Но не мы же его из дому выгоняли, это он с матерьюпоссорился.

– Теперь легче всего на нее все свалить. Ты вообще здесь неживешь, я не вмешивалась, вот и получили. Подарок мне ко дню рождения. Азнаешь, он мне звонил ведь незадолго, за два дня до этого!

– Ну и о чем говорил?

– Да так, спрашивал, как живу и что хочу получить в подарокко дню рождения. А я говорю, ничего не надо, все у меня есть, а духи французские«Пуазон» он ведь не потянет? А он говорит, отчего же, попробую, «Пуазон» так«Пуазон». Ой, Паша, неужели он из-за этого? А мать в милиции сказала, что онвсегда был со странностями. Это же неправда, верно, он не сумасшедший?

– Ну ладно, ты успокойся, себя не вини, на тебя уж он, вовсяком случае, не обижался.

Но Маринка, не слушая его, опять уткнулась в подушку изаревела.

Утром Надежда открыла дверь сектора, и в ноздри ей бросилсязапах дыма. Молодые сотрудницы, собравшись кучкой, курили у раскрытого окна.

– Вы что это, девчонки, прямо в комнате? До курилки недойти? – строго спросила Надежда.

К ней подбежала заплаканная лаборантка Светка.

– Ой, Надежда Николаевна, Лена Трофимова умерла, сейчастолько муж звонил.

– Как умерла? Ее же вчера из больницы выписали, все впорядке было!

– А вечером ей опять плохо стало, увезли в реанимацию, а тамона сразу и умерла. – Светка заревела снова.

– Да отчего же? – Надежда растерялась.

– Да никто не знает. Давление падало и падало. И никакиелекарства не помогали. Когда в больницу увозили, шестьдесят на сорок давлениебыло.

– Ничего себе! Ой, девочки, дайте-ка и мне сигаретку!

Пришел Валя Голубев, потянул носом, но его сразу огорошилиновостью. Валя ругнулся матом, не стесняясь женщин, в последнее время от служебныхнеприятностей манеры его резко ухудшились. Пообсуждали, поохали, опять заходилисоседи и знакомые, и опять похоронная карусель закружилась по новой.

Леонид Петрович Синицкий вышел из машины, запер двери,включил сигнализацию и не спеша направился к проходной. У проходной егоокликнули, он обернулся и увидел, что его торопится догнать Сущенко. Тревожноечувство шевельнулось у него где-то внизу живота, но Синицкий не придал этомузначения.

Аркадий Ильич Сущенко был интересной личностью. Давно уже, снезапамятных времен, он был начальником отдела копирования. Там стояли огромныемашины, которые делали со схем синьки, кальки и так далее. Документации винституте, да и во всем государстве, придавалось тогда огромное значение. Какговаривал тот же Сущенко, не важно, что прибор не работает, главное, чтобыдокументация была в порядке. Поэтому его машины исправно работали ибесчисленные синьки и кальки рассылались во все концы страны, так как институттогда еще имел многочисленные межотраслевые связи. Копировальные машины такустроены, что их надо промывать, а промывают такую технику, естественно,спиртом. Из этого следует, что Сущенко был в институте очень уважаемымчеловеком, потому что начальники-то в основном народ непьющий, а если кто ипопивает потихоньку, закрывшись в кабинете, то коньячок, а не спирт, ноначальникам надо было чинить автомобили, строить дачи и ремонтировать квартиры,а без спирта в то время к рабочей братии и подступиться было нельзя.Копировальные машины были сделаны в пятидесятые годы на совесть и работали безпромывки, а спирт уходил на дела более важные.

Время шло, институт хоть и бедствовал, но понемногу закупалсовременную технику, но старые машины не ломались, и списать их было нельзя, а,стало быть, спирт регулярно выписывался и получался на складе. И хоть рабочийнарод пошел нынче поприличнее и работу свою мерил не поллитрами, а деньгами,Аркадий Ильич Сущенко не сдал свои позиции и по-прежнему был уважаемымчеловеком.

У него был шикарный кабинет с мягкой мебелью и пушистымковром на полу, в кабинете сидели он и экономист отдела Лариса Павловна,которую он высмотрел давно, лет десять назад, и приблизил к себе. Об их связизнал весь институт, все уже привыкли и перестали обсуждать. Однако у Сущенкобыла жена и взрослые уже дети, поэтому, для того чтобы встречаться, таксказать, в личных целях, Сущенко снимал однокомнатную квартиру у метро«Академическая». Встречаться у Ларисы они не могли, так как она жила с матерьюи сыном от первого брака. Именно этой квартирой пользовался и Синицкий, недаром, конечно, а за деньги. Всем было удобно, только надо было следить, чтобыженщины ненароком не столкнулись, а то пошли бы всякие сплетни да расспросы.