— Но, — прошептала девушка, — он ведь не принимал участия в самом собеседовании.

— Может быть, и нет, но зато участвовал, причем вполне многословно, в обсуждении после всех собеседований и представил ваш случай в подавляюще убедительных фразах, в результате чего, как вы теперь знаете, члены этого комитета, за одним исключением, — снова ехидная улыбка, — приняли решение в вашу пользу. Значит, мне достаточно поднять трубку, — он протянул руку и опустил ее, словно издеваясь над ней, на телефонную трубку, — набрать номер некоего Альдермана Беттри, который, мягко выражаясь, смертельно ненавидит вашего дядюшку, сказать ему правду и, таким образом, окольными путями сделать ваше назначение недействительным и место — вакантным. В общем, приблизительно так. — Он выразительно щелкнул пальцами.

Затем откинулся на спинку кресла, сложил руки в ожидании ее реакции. Было похоже, что он наслаждается, видя ее замешательство, ее смятение и непрошеные слезы. Потом пододвинул к себе пачку бумаг и резким движением руки указал Кэролин на дверь.

Мысль, закравшаяся в голову этим утром, всплыла вновь: «Надо рассказать дяде». Но теперь она знала: если дело касается библиотеки, нельзя «рассказывать дяде»… никогда и ничего.

Притвориться перед бабушкой, что она очень довольна первым днем на новой работе, оказалось самым тяжелым из всего, что Кэролин когда-либо приходилось делать. Когда она посмотрела в вопрошающие бабушкины глаза, увидела тревогу и любовь на этом покрытом морщинами лице, то поняла: никогда не должна позволить закрасться даже частичке сомнения в том, что что-то не так.

Еще сложнее было уклоняться от испытующих вопросов дяди, когда вечером она позвонила ему, как он просил.

— Ну, — поинтересовался он с искренней заботой в голосе, — тебе нравится? Хорошо, что я дернул за все нужные веревочки и достал тебе эту должность? Ты как, перепутала все формуляры и выдала всем не те книги?

— Я… я еще не была в отделе абонемента, дядя. — Она отчаянно старалась говорить радостным голосом. — Я… чернорабочая.

— Что ты имеешь в виду? — резко спросил он.

— Пока я работаю в гораздо более важном месте, в фондовом отделе, сотрудники которого занимаются составлением каталогов. Знаешь, так сказать, за сценой, — она выдавила из себя неестественный смешок, — там, где идет настоящая работа.

— А, теперь понятно. Тебя учили всему, что связано с каталожным делом, не так ли? Да, это очень важно, очень важно. Мистер Хиндон проявил больше здравого смысла, чем мне казалось. Думаю, он осознает, какой ты хороший работник, теперь, когда узнал тебя поближе.

Кэролин почувствовала, что близка к истерике, ей хотелось захохотать над иронией всего этого. «Интересно, что бы он сказал, — подумала она, — если бы услышал, что его очаровательная племянница с университетским дипломом простояла целый день на коленях, распаковывая бесконечные пачки книг?»

— Я заскочу туда через… через день-два, просто чтобы посмотреть, как у тебя идут дела.

— Нет, нет, дядя, не надо, — торопливо забормотала она, — дай мне… дай мне возможность чуть-чуть привыкнуть. Твое присутствие может смутить меня!

Он искренне рассмеялся:

— Значит, все-таки стесняешься своего старого дяди? Хорошо, девочка, я пока воздержусь. — Она услышала, что он с кем-то разговаривает. — Не уходи, девочка, здесь Шейн. У него так и чешется язык поговорить с тобой. — Она услышала нарочито громкий шепот на другом конце: — Сведешь ее куда-нибудь вечером, парень, чтобы отметить первый рабочий день?

Трубку, должно быть, передали в другие руки, потому что она услышала:

— Ну так как, моя сладкая, я веду тебя?

— Что, ты приглашаешь меня? — Эта идея вдруг показалась ей заманчивой. Если уж ее сводному кузену, с его хорошо подвешенным языком, нахальной самоуверенностью и неприкрытым восхищением, не удастся смыть неприятного привкуса, который остался после злополучной беседы с заведующим библиотекой, тогда это не удастся никому. Она знала, что он единственный человек в семье, которому можно рассказать всю правду, а необходимость высказаться кому-нибудь рассудительному и сочувствующему становилась неотложной. — Почему бы и нет? — согласилась она.

— Прекрасно. Одевайся, дорогая. — Он назвал большой отель на набережной.

— Но, Шейн, это дорого.

— Может быть, но деньги для меня ничего не значат, ты же знаешь. Они вываливаются из моих карманов на пол. — Он засмеялся. — Я просто купаюсь в деньгах.

Может, он и прав, подумала Кэролин. В конце концов, он компаньон, пусть пока и младший, в процветающей фирме по недвижимости в этом городке. Его отчим субсидировал его деньгами, убедил приобрести квалификацию — он совсем недавно с трудом продрался через экзамены, — а затем, используя все свое влияние, сделал его совладельцем крупнейшего агентства по недвижимости, которое только можно было найти. Было общеизвестно, что «пряником», который он предложил владельцу фирмы, было эксклюзивное право продажи его собственных домов. А на собственные дома Булмэна был постоянный и непрерывный спрос.

— В любом случае, — сказал Шейн, — ты теперь работающая девушка и при желании можешь сама оплатить свою долю, так ведь?

Она рассмеялась:

— В таком случае тебе придется ждать до конца месяца. Раньше мне не заплатят.

— Хорошо. Я приму долговую расписку в конце вечера. — Он понизил голос. — Если, конечно, ты не захочешь заплатить мне каким-либо другим образом.

«Как раз этого, мой дорогой Шейн, — подумала она, — я никогда не сделаю. И ты это знаешь». Он нравился ей, с ним было весело, и дядя был бы рад видеть их вместе. Но, учитывая те чувства, которые она к нему испытывала, между ними не могло быть ничего серьезного.

— Ты ведь знаешь ответ, Шейн, — произнесла она вслух. — Когда ты позвонишь?

Он сказал, что дает ей полчаса, и повесил трубку.

Завидев ее, Шейн свистнул, как она и ожидала. Он проделывал то же перед любой девушкой, не важно, красива она или просто привлекательна. Но она знала, что в данный момент выглядит настолько хорошо, как могла выглядеть, будучи в таком ужасном, граничащем с отчаянием состоянии!

В обеденном зале отеля были низкие подвесные потолки из дерева, и слабо дрожащие красные огоньки свечей отбрасывали вокруг себя неровные тени. На каждом столике стояли цветы в керамических вазах и высокие бокалы на зеленых ножках. Легкая приятная музыка создавала интимную атмосферу, и Кэролин, усевшись на свое место, с удовольствием вздохнула.

Она улыбнулась в ответ на улыбку Шейна, отметив, что приятные черты его лица при чрезмерном увлечении питьем и едой начинают портиться. Но добрый характер юноши заставлял Кэролин прощать ему многие вещи, поэтому, когда он положил руку на ее, лежавшую на столе, она не отдернула ее, как обычно это делала. Он взял ее руку и необыкновенно галантным жестом поднес к своим губам.

Видя ее удивление, он объяснил: