Я не мешала ему отвернуться — пусть побудет наедине с собой.И кроме того, мы с Дольфом пытаемся восстановить дружбу, а с друзьями, бывает,иногда нужно лезть в душу, а иногда убраться на фиг и не приставать.

Возвращаться на приём я не хотела. Во-первых, никакой охотывеселиться. Во-вторых, я все равно не знала, как ответить на вопрос Арнет. Втретьих, Мика вытянул из меня обещание с ним танцевать. Терпеть не могу этозанятие и не думаю, что хорошо умею. В уединении нашего дома Мика, Натэниел и,черт его побери, Джейсон мне заявили, что я не права. Что я отлично танцую. Яне поверила. Думаю, это у меня с тех пор, как в старших классах меня пыталисьучить танцевать. Ну, в начале старшей школы какие у меня переживания не былиужасны? В аду, если ты действительно плохо вёл себя на земле, тебе вечно будетчетырнадцать, и ты вечно будешь торчать в школе, и никогда не вырвешься домой.

Так что я вернулась на приём, мечтая, что сошлюсь наусталость, и мы уедем, но знала заранее, что номер не пройдёт. Мика вытащил изменя обещание с ним танцевать и заставил меня обещать танец и Натэниелу. Будьоно все проклято. Я редко даю обещания, потому что всегда держу слово, будь оноещё раз трижды проклято!

Толпа уже довольно сильно поредела. Осмотры местпреступления всегда съедают добрый кусок ночи. Но я знала, что мальчики ещёостанутся, потому что машина у меня. Натэниел сидел за столом, где я егооставила, но с ним был уже не Мика, а Джейсон. Они наклонились друг к другу,почти соприкасаясь головами. Короткие светлые волосы Джейсона казались жёлтымина фоне рыжевато-каштановых волос Натэниела. Джейсон был в синей рубашке, лишьчуть-чуть синее его глаз. Костюм на нем был чёрный, и я знала, хоть он и сидел,что костюм сшит по мерке, итальянского, наверное, покроя. За костюм платилЖан-Клод, а он поклонник итальянских костюмов для своих служащих. Во всякомслучае, когда не одевает их как звёзд эксклюзивных порнофильмов. Для обычнойсвадьбы такой костюм подходил. Джейсон тоже работает в «Запретном плоде»стриптизером, а Жан-Клод — владелец клуба, но не эта работа позволяла Джейсонуносить сшитые по мерке итальянские костюмы. Дело в том, что он у Жан-Клодаpomme de sang. Жан-Клод как-то вскользь упомянул, что в моем отношении кНатэниелу нет достаточного уважения к его положению pomme de sang. Я тогдапослала Мику и Натэниела по магазинам вместе с Джейсоном, и оплатила счетасвоих двоих мальчиков. Ужасно, но я не могла допустить, чтобы Жан-Клод сосвоими обращался лучше, чем я с моими. Ведь не могла же?

Вообще говоря, Мика не был у меня на содержании, ножалованье, которое платила ему Коалиция за Лучшее Взаимопонимание МеждуЛикантропами и Людьми, не покрыло бы сшитый на заказ костюм. А у меня денег наэто хватило, и я заплатила.

У меня было ещё время подумать, чего там затевают Джейсон иНатэниел, шепчась как заговорщики. А потом я даже не увидела, а скореепочувствовала Мику. Он стоял на дальней стороне зала, разговаривая с группой мужчин,в основном копов. Он встряхнул головой, засмеялся и направился через весь залко мне. Мне редко удавалось увидеть Мику на расстоянии — мы всегда были близкидруг к другу, физически. Сейчас представилась возможность смотреть, как он идётко мне, полюбоваться, как сидит на нем костюм, как он подчёркивает его широкиеплечи, узкую талию, тугие бедра, выпуклость ляжек. Костюм сидел на нем каксвободная перчатка. И, глядя, как он идёт ко мне, я видела, что костюм стоилкаждого заплаченного за него цента.

Музыка прекратилась раньше, чем он дошёл до меня — какая-топесня, которую я не узнала. Секунду я тешила себя надеждой, что он сейчас сядети выяснит, чем так увлеклись двое других. Но напрасной была надежда, потому чтоначалась другая песня. Медленная. Я все равно не хотела танцевать, но когдаМика подошёл совсем близко, я подумала, что повод коснуться его на публике —вещь неплохая.

Он улыбался, и я, несмотря на очки, знала, как играет этаулыбка в его глазах.

— Готова?

Я вздохнула и вытянула руки:

— Насколько это возможно.

— Давай сначала снимем куртку.

Я расстегнула молнию, но попросила:

— Давай её оставим, я малость замёрзла.

Его руки легли мне на талию:

— На улице холодает?

Я покачала головой:

— Не тот холод.

— А! — сказал он и отодвинул руки, которыескользили вверх у меня по спине под курткой.

Они вернулись на талию и ушли под фрак, так что теперьтолько тонкая ткань рубашки отделяла мою и его кожу.

От прикосновения я вздрогнула.

Он наклонился к моему уху, заканчивая долгое, медленноедвижение рук, соединившее наши тела.

— Я тебя согрею.

Руки его прижимали меня к изгибам и выпуклостям его тела, ноне так тесно, чтобы мне стало неловко на публике. Близко, но не так, будто мысклеились. Хотя даже сейчас я ощущала выпуклость под тканью его штанов.Легчайшее касание, сообщившее мне, что не по одной только причине он неприжимает меня так тесно, как мог бы. Он был вежлив. Я, правда, не на стопроцентов была уверена, что вежливость — его идея; быть может, он просто почувствовал,что мне неловко. Он всегда был со мной очень, очень заботлив. На самом деле онтак точно делал именно то, что я хотела, что мне было нужно, что иногда язадумывалась: а знаю ли я его, или вижу только то, что он хочет, чтобы явидела?

— Ты хмуришься. Что-то случилось?

Он был так близко, что просто поворот головы позволил емушептать прямо мне в ухо.

Что я могла сказать? Что я заподозрила его во лжи — не очем-нибудь конкретном, но почти обо всем? Он был слишком совершенным. Слишкомтаким, каким я хотела, чтобы он был. Значит, это напускное, разве нет? Никто небывает в точности таким, как ты хочешь. Каждый ведь тебя в чем-то даразочарует.

Он снова шепнул:

— Ты ещё сильнее хмуришься. Что не так?

Я не знала, что сказать. И почему в этот вечер у менябывало, что приходит дюжина ответов, и ничего нельзя сказать вслух? Я решиласказать полуправду — все же это лучше, чем ложь.

— Я все думаю, когда же ты все испортишь.

Он отодвинулся, чтобы яснее меня видеть, не скрываянедоумения.

— Что же я такого сделал?

Я покачала головой:

— В том-то и беда. Ты ничего, ни в каком смысле, несделал неправильного.

Глядя на него, я хотела видеть его глаза. В конце концов яподняла руку и сдвинула его очки, чтобы мелькнули эти шартрезовые глаза. Но,конечно, это была ошибка, потому что я утонула в этих изумрудах, поразившисьочередной раз, насколько они сегодня зеленые. Я мотнула головой:

— Черт с ним!

— Так что же не так? — шепнул он.