«Хорошая идея, – поддержала я, – а потом нужно отвезти эту открытку ему, чтобы ты могла подарить ему еще и поцелуй». Широкая улыбка озарила ее лицо.

Важно было показать Таре – а не просто сказать, – что Готам будет в полном порядке: после операции мы сознательно проводили в его доме много времени, и Тара могла видеть, как сначала он боролся с болью, но потом с каждым днем становился все здоровее и сильнее. Мы говорили о том, как доктор помогает ему, и показывали ей лекарства, которые брат принимал, чтобы унять боль, а через несколько дней мы сообщили ей, что теперь боль уходит сама собой.

Становясь, таким образом, свидетелем процесса выздоровления, Тара могла воочию убедиться, что многие тяжелые препятствия можно преодолеть.

Моя бабушка, Маа, была любящей, отзывчивой, энергичной женщиной; зачастую своим присутствием она как бы заполняла все помещение. У нее на все было свое мнение; она умела вести переговоры; она была лидером в своей семье и местной общине; ее любовь выражалась в активных действиях, она заботилась о людях, участвовала во всем на свете, и мир как будто вертелся вокруг нее. Маа во многих отношениях была выдающейся личностью.

Для меня было очень важно, чтобы Маа познакомилась с моими детьми, но к тому времени, когда я родила Тару, Маа уже была очень больна и слаба: почти весь день она лежала в постели, и просто подняться и посидеть в кресле было для нее крайне болезненной процедурой, но, когда я приезжала в Индию, она всегда поднималась с постели и выходила в гостиную, чтобы посидеть в кресле и понаблюдать за Тарой, которая играла или ела, или просто ползала по комнате. Маа говорила с трудом, и приходилось садиться вплотную рядом с ней, чтобы расслышать отдельные слова. Ее ум оставался ясным, и шепотом она давала мне конкретные советы по поводу той или иной моей родительской проблемы.

Во время одного из визитов в Индию, когда Таре было всего три года, она начала более внимательно наблюдать за Маа. Я показывала Таре фотографии Маа и Папы (моего деда, который умер до рождения Тары), на которых Маа была жизнерадостна, красива и полна энергии, но когда Тара увидела Маа в жизни, от нее уже остались «кожа да кости», она была слабой и еле могла говорить. И Тара спрашивала меня: «Почему она выглядит как мальчик?» – (волосы Маа теперь были коротко пострижены) и: «Почему она спит весь день?» (на тот момент мы уже навещали Маа, когда она уже не вставала с постели). Тара прижималась ко мне и говорила: «Я ее боюсь», – и от этого мне хотелось плакать, потому что для меня Маа была совсем не тем, что видела сейчас Тара.

«Не бойся, милая, Маа просто старая и больная; она моя бабушка, и я люблю ее, как ты любишь своих Нани и Дади (две ее бабушки)».

Вскоре после того нашего приезда в Индию Маа умерла. Тара чувствовала, что я расстроена, и просто обнимала меня, не говоря ни слова, а я рассказывала ей, что наконец-то Маа сможет спокойно отдохнуть, больше не будет больной и слабой, и что она встретится с Папой.

Более чем через полгода после смерти Маа Тара как-то спросила меня: «Мама, а когда ты состаришься, ты тоже заболеешь и умрешь? А моя бабушка тоже заболеет и умрет?» Вопрос прозвучал совершенно неожиданно, но в нем я услышала отголосок своих собственных мучений из-за того, что Маа пришлось перенести в последние годы жизни, я услышала свой собственный страх перед тем, как женщина, которая воплощала для меня силу и жизнь, стала такой слабой. И я призналась себе в том, что не допускаю для себя такой судьбы.

Я присела и посадила Тару себе на колени. «Когда мы становимся старше, мы становимся мудрее. Знаешь ли ты, что Маа давала мне советы, как лечить твой животик и как помочь тебе уснуть ночью?» Тара внимательно слушала.

«Я надеюсь, что, когда я состарюсь, я буду такой же мудрой, как Маа, но то, что я состарюсь, не значит, что я стану больной!» Я улыбнулась, чтобы мои слова прозвучали легко и непринужденно.

«Но ты умрешь?» – это был прямой вопрос.

«Милая, когда придет мое время умирать, то да, я умру, но я думаю, это случится еще очень, очень, очень нескоро». Я прижала ее к себе.

«Но то, что мы умираем, не значит, что мы уходим навсегда, – продолжала я, – я думаю о Маа все время и рассказываю тебе о ней разные истории, так что, на самом деле, она до сих пор со мной».

Тара молча переваривала услышанное; мы сидели, обняв друг друга, и она как будто понимала, что больше тут сказать нечего.

Однажды утром начался ливень; Тара только что проснулась и лежала в постели, неотрывно глядя в окно. Лила, прижавшись носом к холодному стеклу, показывала пальчиком на улицу, напевая: «Вода, вода!» Мы живем в Лос-Анджелесе, и дождь для нас – настоящее «лакомство», приятная передышка после многодневной жары. Было видно, насколько увлеченно обе девочки наблюдают за дождем, прислушиваются к его шуму.

Я спросила Тару: «Интересно, откуда льется дождь?..»

Тара сообщила мне, что он льется из туч – вон тех больших туч в небе.

Я продолжала любопытствовать: «А когда облака решают, что пора пролиться дождем?»

Тара все так же зачарованно смотрела в окно: «Мамочка, когда их животики переполняются, они решают пролить дождь – чтобы снова хорошо себя чувствовать».

Лила продолжала петь, а Тара закончила свою историю:

«А потом они снова становятся голодны, и поедают воду».

Лучше объяснения не придумаешь.

Вопрос вашему ребенку

Что тебе напоминает шум дождя?

Иногда способ ответа на вопрос запоминается лучше, чем сам ответ или объяснение.

Мой отец вспоминает, как его дядя ответил на вопрос – куда солнце уходит по ночам? – когда отцу было пять лет. Дядя Раттан широко улыбнулся и сказал: «Давай я тебе покажу кое-что».

Дядя Раттан взял фонарь и апельсин, пояснив отцу, что фонарь – это солнце, которое излучает свет, а апельсин – это планета Земля, на которой мы живем; отметив на апельсине точку, он сказал: «А это место на Земле, где живем мы. Солнце и Земля находятся в Космосе, – продолжил он, – и Земля все время вертится вокруг своей оси».

Дядя Раттан выключил свет в комнате, направил луч фонаря на точку, обозначенную на апельсине – эту половину апельсина заливал свет, вторая же его половина оказалась в темноте – а затем начал поворачивать апельсин, и мой отец увидел, как отмеченная точка переместилась в темную область. «Дипак, – сказал дядя Раттан, – солнце всегда на своем месте, и никуда не уходит по ночам, просто мы не можем видеть его все время».

Мой отец говорит, что это простое объяснение не только стало исчерпывающим ответом на его вопрос, но и воспоминание об этих минутах общения с дядей каждый раз согревает его сердце. Любовь, терпение и отзывчивость дяди Раттана отец запомнил на всю жизнь, и они послужили ему примером для подражания в общении с собственными внуками.