— Маргарет. Мне жаль, но Вам придется мне поверить. Это е шутка и не розыгрыш. Вы мертвы.

— What? You must think I was born yesterday if you expect me to believe it![17]

— Тем не менее, это так, — я смотрела открыто, стараясь не скрипеть зубами и не закатывать глаза.

— Are you insane?[18] — дернулась «балерина».

— Пойдемте со мной, — вздохнула, поднимаясь на ноги. Все-таки придется показывать девушке отражение.

— I won't go anywhere with you![19]

— Пойдемте, я ничего вам не сделаю. Хотите, возьмите мой телефон, позвоните в полицию, если что. Можете обыскать меня, я без оружия.

— No.

— Кит! — крикнула я, зная, что панк остался за дверью. — Нужна помощь, — вздохнула, указывая на девушку. У той началась настоящая истерика, стоило панку к ней приблизиться. Она брыкалась, кричала и вырывалась. Отбивалась так яростно, как будто от этого зависела ее жизнь, пыталась лягаться и кусаться. Эх, лучше бы она так не о своей уже потерянной жизни беспокоилась, а еще о не до конца загубленной душе. Ну серьезно. Почему люди никогда не могут правильно расставить приоритеты, когда это касается чего-то действительно важного?

Панк на пинки, тычки и извивающегося призрака в своих руках внимания почти никакого не обращал, только морщился, когда Ритка особо громко повизгивала. И даже сейчас, с перекошенным, покрасневшим, заплаканным лицом, девушка была красива. Удивительно красива. Чистая и светлая. Так почему же она попала в «Калифорнию»? Обычно столь красивые души не задерживаются на этом свете. Должно быть, нить очень крепкая, очень важная.

Кит остановился возле гаража, я заскочила внутрь и с трудом выволокла на улицу старое зеркало. Давно собиралась его выкинуть, хорошо, что не выкинула.

Я прислонила допотопного монстра к стене, панк спустил девушку с плеча.

— Смотрите, Маргарет. Просто взгляните на себя, я не прошу о большем.

Балерина, или кто она там, медленно открыла глаза и уставилась на собственное отражение. Фигура в зеркале медленно подернулась рябью, а потом из его недр на девушку уставилась именно та Мур, какой увидела ее я, когда она появилась на пороге отеля. С раскуроченным черепом, полупрозрачная. И был на ней не халат, а та одежда, в которой она погибла.

— It's some kind of stunt! You are kidding me.[20]

— Проверьте, — пожала я плечами. — Потрогайте, разбейте его. Могу принести вам любое другое. Из вашей косметички, например.

— No.

Она сделал несколько осторожных шагов к зеркалу, дрожащей рукой коснулась холодной глади, провела по лицу.

— Принесите другое. Мое.

Я пожала плечами и отправилась назад в отель.

— Ну шо там, квитка? — выглянула повар из кухни.

— Истерика, теть Роз, — хмыкнула.

— Ай-я-яй, — покачала головой женщина. — Допомога потрибна?

— Только если в виде твоих бесподобных пирожных.

— Добре, — отозвалась тетя Роза и скрылась.

А я взбежала по лестнице и уже через пять минут наблюдала, как «балерина» ревет навзрыд, сидя в холле в кресле. Сжимает в руках собственное зеркальце и захлебывается слезами.

Жесть!

Кит поспешил убраться, махнув рукой в сторону бутылки с виски, мне же досталась роль утешителя и собутыльника. Но утешать или что-то говорить я не собиралась. Она должна это просто пережить. Сама. И чем меньше я буду трогать девушку, тем быстрее Маргарет это сделает, тем короче будет истерика, и тем быстрее мы начнем спасать ее бессмертную, прости господи, душу.

Ярослав Волков

Я смотрел вслед ловко перепрыгивающей через лужи девушке, а на ум почему-то приходили одуванчики. Желтые-желтые одуванчики. Странно, особенно учитывая, что на одуванчик она совсем не была похожа. Скорее, на верблюжью колючку.

Что за бред?

Что за день сегодня, вообще, бредовый?

Сначала Сухарь наорал, теперь вот Инесса в руку клещом вцепилась. Я ей дворняжка, что ли? Вышел, называется, мозги проветрить.

Почему-то верблюжья колючка никак не хотела покидать мыслей: волнистые, потемневшие и потяжелевшие от дождя волосы, обрамляющие лицо, прямой нос, мокрые пухлые губы и глаза, очень необычные, цвета пасмурного неба. Куча браслетов на тонких, каких-то детских запястьях, обычные джинсы и рубашка в клетку. Прилипшая к телу долбанная рубашка, подчеркивающая аппетитную грудь и очень, просто невероятно тонкую талию.

Черт!

Бабы просто давно не было.

Но перед мысленным взором все равно всплывали глаза. Что-то было в них, что-то… Смотришь, и кажется, что девушке не двадцать, а намного больше. Очень глубокие глаза, пронзительный взгляд и… И да, насмешливый, она смеялась и надо мной, и над Инессой, да и над собой, скорее всего, тоже. А еще… Было там что-то нездоровое, ненормальное, темное. И все внутри меня дернулось навстречу этой тьме, желая поглотить, как, впрочем, и всегда.

Давно дел нормальных не было, вот и бешусь.

Я тряхнул головой, стараясь сбросить сдавивший горло азарт охоты.

— Не обращай на нее внимания, — проворковала принцесса, и мои попытки провалились.

О, ну, давай, я как-нибудь сам разберусь.

— Она у нас немного не от мира сего, — продолжала вещать Соколова, выпуская сизые колечки дыма. — Жаль только, что на Сухаря такое влияние имеет.

Как-будто мне интересны ваши подковерные игры. Я подавил вздох и перевел взгляд на соседнюю стену, принявшись считать кирпичи, успокаивая гада внутри.

— Появляется, когда захочет, доводит его до ручки и тут же снова прячется в своей глуши.

Господи, тебе-то какая разница?

— Нет, мне, конечно, все равно.

Охотно верю.

— Но Николаич потом на нас отыгрывается, парней на какие-то странные дела отправляет.

А вот это уже интересно…

— Что за дела?

— Да разные. Месяц назад бабулька была, например. Вроде утопленница — в ванной утонула. Доктора констатировали сердечный приступ. Мы бы мимо прошли, но тут Марка появилась, придумали же родители имечко…

Я уже был не рад, что спросил.