Боря не без горечи усмехнулся. — Так примерно высказались и шесть остальных.

— Боря, пойдем на военный завод работать…

Петров замедлил шаги. С восторгом и уважением он смотрел на Лизу.

— Решено, Дружинина, завтра же к директору завода!

— Нет, к директору института! — вмешалась Васса Остапчук. — Будем требовать, чтобы он организовал воскресник, будем пилить дрова для общежития, доставим уголь для института. Завод кое-что дал институту из своих топливных фондов.

Когда Васса говорила таким категорическим тоном и фразами, немного напоминавшими доклад, спорить было бесполезно.

— После одного директора мы пойдем к другому, — шепнула Лиза Петрову. Васса опять услышала.

— Не пойдете. На заводе опытных работников и без вас достаточно А вот попробуйте в трудные военные годы специалистами стать.

Боря и Лиза заговорщицки промолчали. Лиза тихо обняла Вассу, и ей показалось: по-детски трогательно дрогнул подбородок чернобровой дивчины.

Кажется, именно с того памятного вечера две девушки, одна с Урала, а другая с Украины, по-настоящему и подружились.

2

Кажется, именно с того же вечера и Боря Петров стал особенно внимательно относиться к Лизе. Лиза понимала, что нравится ему, но держалась с ним просто, без какого-либо кокетства.

Борю Лиза уважает, как умного, способного студента и хорошего, чуткого товарища, и только. Неужели он этого не понимает? Ведь все знают, как ждет она писем с фронта от Юры Шатрова. Зачем же Борис постоянно старается встретиться с нею, ловит каждый взгляд ее?

Вот и сейчас. Стоило ей поднять «настоящую» ношу дров, как он уже смотрит на нее испуганными глазами. Она нахмурилась: «Чего доброго еще, бросит колоть дрова, кинется помогать мне… подымут нас на смех девочки!»

Но Борис только суховато упрекнул:

— Лучше лишний раз сходить за дровами, чем так много набирать…

Дрова, правда, сыроваты, но, разгоревшись, они начинают весело потрескивать. Кажется, что от одного треска их в комнате становится теплее, веселее. Васса обнимает круглую железную печь, которая обогревает две комнаты.

— Хорошо, что топка в нашей комнате, а то бы совсем замерзли: мальчишкам лишний раз истопить лень.

— Я им не завидую, — говорит Лиза, наблюдая, как от ее давно не просыхавших валенок поднимается пар, — лишены они такого удовольствия! Сидеть перед печкой — как хорошо! Мы с Иринкой часто сидели перед очагом. И сказки рассказывали, — Лиза улыбнулась. — Иринка любит рассказывать… Насочиняет столько, что сама запутается.

— А у нас на Украине кизяками топят, — сказала задумчиво Васса, — дров нет… Они тоже хорошо горят. Не пылают, как дрова, а обугливаются, золотятся, — Васса вдруг закрыла глаза рукой: — Ой, мамо моя!

— Вассанька!.. Васса! Может быть, она жива.

Васса ничего не ответила. Она снова смотрела на огонь, теребя вышитую кофточку.

— Давай, Лиза, заниматься. Читай дальше, что у тебя там написано?

Лиза начала читать конспект лекции и остановилась.

— Ну, что же ты? Сама не разберешь, что написала?

— Карандашом написано.

— Давай тогда я буду читать.

И Васса ровно, только медленнее обычного, начала читать:

— Фрезерный способ добычи торфа применяется тогда, когда… Ты слушаешь, Елизавета?

— Слушаю, Васса.

Но Лиза не слушала. Она думала: «Мне, конечно, трудно: умер папа… Материально нелегко… Нет давно писем от Юрия. Но Вассе труднее. Вся семья… вся семья по ту сторону фронта! У Вассы, вот у кого я должна учиться стойкости. Папа сказал: «Счастлив тот человек, который умеет переносить самое трудное в жизни и быть веселым!»

…И в напряженные военные годы молодежь оставалась молодежью. Веселый шум стоял в коридорах института после лекций, в общежитии, в кухне, где всегда была очередь к электрическим плиткам, там и тут слышались шутки, остроты, взрывы хохота. Весело, с волчьим аппетитом съедали студенты свой незатейливый обед — картофельную похлебку.

Регулярно вывешивались на стене очередные номера стенгазеты «Колючка», студенты охотно ходили в кино, на каток.

И какая радость охватывала всех, когда голос диктора сообщал о взятии советскими воинами нового населенного пункта!

Какая радость была, когда приходили письма! Их здесь ждали не меньше, чем на фронте.

Лиза тоже получала письма. Вести были хорошие.

Лиза Дружинина и Юра Шатров вместе учились в школе. Как-то, в восьмом классе, Лиза разрезала Юриным перочинным ножом бумагу для лозунгов и нечаянно поранила руку. Надо было видеть, как взволновался Юрий!.. Побежал за бинтом, неумело перевязал руку и… выбросил за окно свой дорогой перочинный нож.

Уже в десятом классе Юра попытался объясниться, написал ей записку, вложил в книгу.

«Лиза, быть настоящим человеком, чего-то достичь мне хочется ради тебя, в первую очередь…»

Лиза ничего не ответила, как будто не видела записки… И Юра молчал.

…Воюет капитан Шатров, защищает с бойцами Ленинград… Бережно хранит Лиза Дружинина память об их дружбе, подолгу смотрит на фронтовую карточку Юры.

Письма от Юры Шатрова Лиза любила читать одна, вдумываясь в каждое слово, мечтая.

Вначале Юра скупо рассказывал о фронтовых событиях, часто вспоминал школу, писал о дружбе, ласково упрекал Лизу за то, что редко пишет. Потом стал писать ей нежнее… И, наконец, сказал прямо: «Люблю тебя, Лиза».

Но сама Лиза еще не знала — любит ли она Юру. Знала, что он ей дорог, что ей очень-очень хочется встретиться с ним. А вот любит ли? И временами казалось забавным, как это можно любить Юрку Шатрова, с которым вместе еще в детский сад ходили, в песке строительством занимались.

Весть о героической смерти Зои Космодемьянской в свое время потрясла Лизу. Она, эта девушка, о подвиге которой говорила вся страна, была ровесницей Лизе Дружининой.

Лиза не выступила с речью на комсомольском собрании, но сердце ее откликалось каждому слову Вассы, которая гневно говорила о злодеяниях фашистов и страстно призывала студентов учиться еще лучше, не ныть, не сгибаться перед трудностями.

А ночью в постели, укрывшись с головой, Лиза думала о Зое, о Вассе, о себе.

Лиза никогда не переоценивала ни своих способностей, ни своих сил. И в эти бессонные ночи она начала понимать, что ей многого недостает. Надо воспитывать свой характер. Надо быть волевой, смелой, безупречной… То она рвалась на фронт, в госпиталь, то на завод и с трудом усмиряла свои порывы. В несколько дней Лиза похудела, лицо стало строгим, задумчивым.

«Думаешь ли ты о Зое? — писала она Иринке. — Да? Я — постоянно. Я вижу ее, как живую, перед глазами. Мне кажется, что я давно-давно знала ее. Свои мысли и поступки я проверяю, отвечая на вопрос: «А как бы она поступила?».

Лиза считала своим долгом воспитывать младшую сестру.

«Давай, сестренка, дадим себе слово быть достойными нашей Зои…»