— Это вас не устраивает? — спросила она, вопросительно глядяна молодого человека.

— Я думал, вы актриса, — признался он, — или журналистка. Ивы действительно знаете эти языки?

— Знаю, — вздохнула она, — действительно знаю. А почему выспрашиваете?

— Я говорю по-испански, — признался он.

— Неужели?

Парень интересовал ее все больше и больше. Она давно невидела таких глубоких глаз. По глазам всегда можно сказать, чему они служат —телу или душе. Глаза молодого человека служили его душе.

— Где вы научились говорить по-испански? — спросила она.

— В Мадриде, — ответил он и добавил уже по-испански: — Мнеговорят, что я неплохо говорю, но я не уверен в своем произношении.

— Молодец, — похвалила Марина, — произношение безупречное.Вы учились в Мадриде?

— В средней школе, — признался Андрей, — мой отец работал вМадриде. И я учился там несколько лет. Поэтому неплохо знаю испанский и немногоговорю по-английски. А вы действительно работаете в научно-исследовательскоминституте?

— Да, — кивнула она, — у тебя еще есть вопросы? — онаневольно перешла на «ты». Ей казалось, что Андрея она знает уже давно.

— Есть. Как называется ваш институт?

Она покачала головой.

— Сообщаю для сведения, — улыбаясь, сказала она ему, — мойсын в настоящее время находится за рубежом, проходит стажировку в Сорбонне. Асколько тебе лет? — вдруг спросила она у молодого человека.

— Двадцать.

— Значит, мой сын старше тебя. Еще вопросы есть?

— В каком институте вы работаете? — упрямо повторил Андрей.

— Это уже дурно, — заметила она, — не стоит быть такимназойливым.

В этот момент вошел заместитель декана вместе с ЕлизаветойАлексеевной. Пожилая женщина сразу узнала ее.

— Мариночка, — защебетала она, — сколько лет я тебя невидела.

Пока они целовались, Марина взглянула туда, где недавностоял Андрей. Там никого не было. Ей стало немного не по себе — зачем обиделапарня. Елизавета Алексеевна продолжала щебетать.

— Ты столько лет у нас не появлялась. Ведь уже десять, —вспомнила она, — как твой мальчик?

— Спасибо, хорошо. Он уже взрослый. Сейчас на стажировке вСорбонне.

— Господи, как летит время, — всплеснула руками ЕлизаветаАлексеевна. — Ты должна обязательно заехать ко мне. Обязательно. Знаешь, какрада будет моя свекровь!

— Она еще жива?

— Представь себе. Ей уже девяносто четыре.

Елизавета Алексеевна разглагольствовала еще минут двадцать.Заместитель декана улыбался. Все знали, как трудно остановить Добронравову,когда она разойдется. За двадцать минут Марина узнала все новости о трех внукахсвоей собеседницы, о ее новых кошках, о самочувствии ее мужа и сына, о поездкеее дочери в Америку.

— Сейчас она преподает в Бостоне, представляешь? — На еерозовом круглом лице появилось умильное выражение. Она достала фотографию ипротянула Марине. — Посмотри-ка, — сказала она, улыбаясь, — это моя дочь. Рядомстоит ее муж. Вот видишь. Ему пятьдесят три, но он кажется значительно старшесвоих лет. У него больные суставы. Он тоже преподает там, но только в колледже.У них одна девочка. Ты, наверно, помнишь. А у сына уже двое. И оба мальчики. Тыих не видела, он женился десять лет назад.

— Чудесно, — Марина с улыбкой вернула фотографию, — вашадочь сама решила уехать в Америку? Или ее пригласили? Сейчас многие решилиобосноваться на Западе. Так ваших кто-то рекомендовал или сами устраивались? —Ей хотелось подвести старушку к разговору о ее племяннике.

— Ой, — всплеснула руками Елизавета Алексеевна, — ты же незнаешь моего Валю. Хотя его знает весь мир. Он им помог. Его мама — моядвоюродная сестра.

— Какого Валю? — Все должно было произойти естественно.

— Валентин Рашковский, самый известный бизнесмен. Ты,наверное, знаешь банк «Армада». Он владелец этого банка. И еще кучи всякихкомпаний. Его все время показывают по телевизору. Правда, говорят гадости, нуда бог с ними. Я уже не реагирую. Мы ведь знаем Валю с детства. Когда его отцаарестовали, он остался с матерью, с моей сестрой. Мы им помогали всегда, чеммогли. А сейчас он нам помогает. Это он предложил послать их в Бостон. И дажеоплатил дорогу и помог там с домом. Молодец, правда?

— Я даже не знала, что он ваш родственник.

— А я никому не говорю, — понизила голос ЕлизаветаАлексеевна, оглянувшись на заместителя декана, — но все знают, — добавила она,вздыхая. — Такая известная фамилия. Все пишут, что он еврей. А у него дед былполяк. А бабушка — грузинка. Представляешь, какая смесь. Ну мама у него,конечно, русская, моя сестра. Его отца звали Давид, так захотела назвать егомать-грузинка. Наверное, в честь Давида-строителя или в честь какого-нибудь изсвоих родственников. Но все газеты пишут, что его отец был евреем. Честноговоря, я не понимаю, почему это считается вроде как обвинением. А если бы неполяк, а еврей, ну и что? — рассудительно спросила Елизавета Алексеевна. — Я бытолько гордилась, если бы у меня были еще и еврейские корни. Древняя умнаянация.

— Валентин Давидович очень помог нашему деканату, — счувством сообщил Михаил Григорьевич, — мы ему многим обязаны. Он оборудовалкомпьютерами все наши кафедры.

— Какой замечательный человек, — вежливо согласилась Марина.— Мне пора, — она посмотрела на часы, поднимаясь со стула, — я к вамобязательно зайду. Я все же надеюсь найти у вас материалы для моей работы.

— Тебе давно пора защищаться, — убежденно сказалаДобронравова, — а завтра заходи к нам. Мы тебя вечером будем ждать. Ты незабыла, где мы живем?

— Нет, не забыла. Приду обязательно.

— Ты замуж вышла? Или все одна? — ворчливо спросилаЕлизавета Алексеевна.

— Я люблю свободу, — рассмеялась Марина, забирая сумку состула.

Она вышла в коридор. Там никого не было. Ей стало немногогрустно. Она почему-то надеялась, что Андрей дождется окончания ее беседы вдеканате. Зачем? — посмеялась она над собой. Если бы Сергей узнал, он навернякапосмеялся бы. Сергей Кочегин — ее давний друг, с которым она встречалась уженесколько лет. Журналист-международник, он привык к свободному образу жизни, кчастым зарубежным командировкам и к полной вольнице. Их отношения устраивалиобоих. Они встречались, вместе проводили время, иногда он оставался у нее,иногда она оставалась у него. Но им даже в голову не могло прийти постоянножить вместе. Для этого они были слишком большими индивидуалистами. Да и знакигороскопа, о которых иногда со смехом читал Сергей, не сулили им счастливогосожительства. Он — упрямый, настойчивый, раздражительный Телец, она — не менееупрямый, взрывной, импульсивный и энергичный Овен.