— Орша. — Здесь надо внезапно перекрыть главную коммуникацию и главную рокаду генерала Траута.

Эта мысль была настолько интересной и оригинальной, что Василий Емельянович сам загорелся и бодрым голосом, без тени усталости спросил:

— Чем? Воздушным десантом? Но воздушников у нас нет.

— Да, нет. А мы сделаем вот что, — и в глазах Черняховского блеснула хитринка. — Смотрите. Забираем гвардейский танковый корпус Бурдейного от Глаголева и переводим его в полосу Галицкого, примерно сюда, — округлил он циркулем район севернее Московско-Минского шоссе. — Потом к моменту наступления выведем корпус на исходное положение, — циркуль загулял по карте недалеко от синей линии, обозначавшей фронт, между населенными пунктами Судиловичи и Новое Село. — И вот отсюда двинем его в прорыв. Туда, где Траут танков не ждет, по этому пути, — Иван Данилович повел циркуль севернее шоссе, через Редьки, Шалашино, Высокое. — Здесь корпус повернет на юго-запад, в обход Орши, на Задровье, и там перехватит основную железнодорожную магистраль, — как гитлеровцы называют «дорогу жизни». И уж тут-то генерал Траут поневоле вздрогнет и покатится… Но это, Василий Емельянович, — Черняховский проникновенно смотрел на Макарова, как будто теперь все зависело от него, — могут выполнить люди только сильные духом, стальной воли и непоколебимой веры в успех… Так что давайте не откладывать на более свободное время, которого у нас не будет, поедемте завтра в корпус.

— Это уже сегодня, — улыбнулся Макаров.

— Хорошо. Сегодня сразу после завтрака прихватим с собой генерала Родина, а там посмотрим, обладают ли этим духом гвардейцы?

Было уже светло, когда генерал Макаров возвращался к себе в домик, тонувший в густой тени берез.

6

Утром, как условились, сразу после завтрака выехали во 2-й гвардейский танковый корпус генерала А. С. Бурдейного.

Так как командующий в этом корпусе еще не бывал, то впереди него ехал генерал Родин. Минут за двадцать они по шоссе домчались до Красного. Там машина генерала Родина свернула на юг и лесной дорогой привела в расположение корпуса. Выйдя из машины, Черняховский полной грудью вдохнул нежно-смолистый запах леса.

— Какая красота! — восторженно произнес он. — Не то, что у нас, в Нетяжах. Может быть, перенесем, Василий Емельянович, сюда КП?

Тот только хотел сказать «хорошо бы», как где-то впереди сухим раскатом загрохотали разрывы тяжелых снарядов. «М-да», — многозначительно протянул он.

— Не достает? — кивнув в сторону разрывов, Черняховский обратился к встретившему их командиру корпуса генералу Бурдейному.

— Пока спокойно, товарищ командующий.

— Что делают танкисты?

— Сегодня парковый день, приводим боевую технику в готовность.

— Очень хорошо, — ухватился за это Черняховский. — Так что начнем знакомство с корпусом на трудовом поприще танкистов. А уже потом побеседуем с вами в штабе. Так что ведите нас прямо в парк.

Начали знакомство с 26-й гвардейской танковой бригады. Докладывал командир бригады — с четырьмя боевыми орденами полковник С. К. Нестеров.

Генерал Черняховский попал в свою танковую стихию. И не было того экипажа, возле которого он не остановился бы, не поговорил бы.

Так незаметно они подошли к следующему батальону. Здесь генералу Макарову бросилась в глаза надпись на башне третьего танка: «Боевая подруга».

— Иван Данилович! — Макаров окликнул Черняховского. — Вот танк замечательной женщины Марии Васильевны Октябрьской. Жена погибшего в начале войны начальника политотдела дивизии полкового комиссара Октябрьского. Эта женщина внесла все свои сбережения на строительство танка и на нем воевала.

— Воевала? Как? Кем? — Черняховский смотрел на полковника Нестерова большими глазами.

— Механиком-водителем, товарищ командующий.

— Механиком-водителем? — удивленно повторил Иван Данилович. — Женщина — и механик-водитель? — напряженно, с силой он выдвинул вперед руки, словно нажимая на рычаги танка. — Необыкновенно! Расскажите, пожалуйста, и подробнее. — Черняховский опустился на доску, лежащую на двух пеньках, и, хлопнув по ней рукой, предложил присесть генералу Макарову.

— Как-то осенью, — начал полковник Нестеров, — к нам прибыло из Омска маршевое пополнение — вот эти машины вместе с экипажами. Утром, когда я принял их, мне бросилась в глаза вот эта странная надпись на башне — «Боевая подруга». Я сразу к танку. Рапортует командир экипажа, молодой паренек младший лейтенант Петр Чеботько и представляет механика-водителя Марию Октябрьскую, командира орудия сержанта Геннадия Ясько. — Полковник Нестеров протянул руку в сторону Геннадия, сказал: — Вот он теперь водит «Боевую подругу».

Лейтенант Чеботько называет мне имена этих молодых ребят, а я его не слушаю, смотрю на тщедушного, в больших кирзовых сапогах, с женским лицом механика-водителя и думаю: «Что я с тобой, голубушка, делать-то буду? Ведь это же не какая-то женская снайперская команда, а танк! Здесь сила и воля нужны». А она словно поняла мои сомнения и по-солдатски отчеканила:

— Справимся, товарищ полковник!

— Но ведь это же танк! Тут же большая силища нужна! — как-то невольно вырвалось у меня.

— Справлюсь, товарищ полковник, — повторила она.

Дело, смотрю, серьезное. Направил я этот танк в роту управления, а там поручил опытному механику-водителю своего танка старшему сержанту Николаю Чайке. — Полковник Нестеров показал глазами на улыбающегося, с вьющимся чубчиком танкиста. — После боев за Дубровно она в слезы и запротестовала:

— Не для этого я танк приобрела, чтобы на фронте командира возить. Врага бить я приехала, врага бить!

Как-то после боя мы с замполитом пригласили Марию Васильевну к себе побеседовать. Вот так, как и вы, — полковник Нестеров посмотрел на Черняховского, — села на чурбачок, зажала пилотку в руках и не без волнения начала: «Когда я получила скорбную весть о муже, тогда и загорелась желанием пойти на фронт, чтобы самой бороться с врагом и мстить ему за смерть мужа, за семью, за страшное горе, мучения и жертвы нашего народа… Я решила все, что есть у меня — свое и мужа, — продать, а вырученные деньги и сбережения отдать на постройку танка». Но ей этих денег не хватило. Тогда она пошла работать на фабрику. Работала, а в свободное время вышивала и вышивки продавала. Когда собрала нужную сумму, внесла в банк, написала письмо товарищу Сталину. Вскоре от него пришла телеграмма, в которой он распорядился дать ей танк, назначить водителем и направить на фронт. — Лицо комбрига помрачнело. — Мужественная и храбрая она была женщина. Участвовала в боях до последнего дня своей жизни. Прошлой зимой, в трескучий январь, под Крынками, что недалеко от Лиозно, в ночном бою была тяжело ранена. Врачи два месяца боролись за ее жизнь, но тщетно…

Закончив рассказ, полковник Нестеров тяжело вздохнул и замолчал. Молчали все. В бору нависла несвойственная фронту тишина…

Время летело быстро, а надо было еще побывать в других бригадах, да и часик оставить на беседу с комкором. Поэтому в других бригадах они долго задерживаться не