ассоциативное обучение мертвой исследовательской программой - действительно, мертвой с тех пор, как Чомски знаменито критиковал Скиннера более пятидесяти лет назад. Но Аллен утверждает, что современные подходы к ассоциативному обучению опровергают это предположение и могут многое предложить философам . Аллен фокусируется на двух различиях в рамках теории ассоциативного обучения: различии между обусловливанием задержки и обусловливанием следа, которое, как он предполагает, может иметь отношение к нашему пониманию осознанности; и различии между инструментальным и оперантным обусловливанием, которое может обозначать важную психологическую границу между различными таксонами. (Здесь есть интересные точки соприкосновения с вкладом Годфри-Смита).

Камерон Бакнер и Майк Дэйси мотивированы проблемой, которую они обнаружили в сравнительной психологии. Проблема заключается в выборе между ассоциативными и когнитивными моделями поведения животных. Согласно стандартному предположению, ассоциативные модели проще, и поэтому их следует предпочесть. Но это проблематично, поскольку кажется, что для любого поведения всегда можно внести поправки в ту или иную ассоциативную модель, чтобы объяснить его. Таким образом, возникает эрзац-конфликт между ассоциативными и когнитивными моделями.

Однако Бакнер и Дейси расходятся в решениях, которые они предлагают для решения этой проблемы. Бакнер утверждает, что старое различие между ассоциацией и когницией должно быть заменено новым, основанным на двух различных системах памяти. Таким образом, те, кто спорит о том, объясняется ли то или иное поведение ассоциативным или когнитивным механизмом, могут быть истолкованы как плодотворные споры о том, объясняется ли это поведение одним типом системы памяти или другим. Дэйси, напротив, утверждает, что ассоциативные модели не описывают особый тип процесса ("ассоциативный" процесс). Скорее, это высокоабстрактные, частичные описания причинно-следственных связей между представлениями. Таким образом, по мнению Дэйси, ассоциативные модели совместимы с процессами, которые обычно считаются когнитивными (например, применение правила в алгоритме), но они отличаются от когнитивных моделей тем, что построены на другом уровне абстракции.

Как и Бакнер и Дейси, Ирина Михалевич озабочена конфликтом между условно простыми моделями, такими как ассоциативные модели, и условно сложными моделями. Она утверждает, что широко распространенное предпочтение простоты необоснованно склоняет исследователей познания животных в пользу ассоциативных моделей, что приводит к неправильному использованию ресурсов. Для борьбы с этим предубеждением она рекомендует исследователям использовать более количественные когнитивные модели и отказаться от простоты как критерия для выбора моделей.

Саймон Фитцпатрик также критикует то, как сравнительные психологи апеллируют к простоте. Он отмечает, что такие призывы часто ссылаются на канон Моргана, который гласит, что поведение животных следует объяснять в терминах "низших" способностей, а не "высших", когда это возможно. Затем он выделяет четыре различные интерпретации канона Моргана и утверждает, что все они должны быть отвергнуты. Фицпатрик рекомендует принцип, который он называет эвиденциализмом, чтобы заменить канон Моргана.

Дэвид Каплан исследует другой тип моделей: модельные организмы. Ученые использовали плодовых мушек для изучения генетики, кальмаров - для изучения потенциалов действия, мышей - для изучения обучения и так далее. Ученые часто используют результаты этих исследований, чтобы сделать выводы о других животных, в том числе о человеке. Каплан утверждает, что эти выводы могут быть крайне шаткими, поскольку выбор модельного организма обычно основывается на практических соображениях, например, на его доступности в качестве объекта исследования. Каплан утверждает, что исследователи должны уделять больше внимания эволюционной истории при выборе модельных организмов, чтобы убедиться, что модели действительно репрезентативны для таксонов, о которых исследователи хотят сделать выводы.

Этика

Один из вопросов на стыке познания животных и этики - являются ли животные моральными пациентами. Когда мы действуем, как следует учитывать влияние наших действий на животных? Второй вопрос - являются ли животные моральными агентами. Способны ли сами животные поступать морально или аморально? Главы данного раздела посвящены обоим этим связанным вопросам.

Дейл Джеймисон утверждает, что в последнее время на ход размышлений о животных и этике повлияло мнение о том, что животные обладают определенным типом морального агентства. Затем он показывает, как этот переход к рассмотрению животных в качестве агентов может помочь нам по-другому осмыслить три важные темы в этике животных: страдания, содержание в неволе и убийство животных.

Марк Роулендс также обращается к вопросу о том, могут ли животные участвовать в моральной сфере. Здесь он излагает свою теорию о том, что некоторые нечеловеческие животные являются моральными субъектами - индивидами, которые могут быть мотивированы к действию по моральным причинам. Моральные субъекты - это не моральные агенты, которые несут ответственность за свои поступки благодаря способности тщательно анализировать свои причины и контролировать свои действия, но это люди, которые мотивированы своим сочувствием к другому, и чье поведение, по крайней мере, иногда отслеживает моральные факты. Выделяя эту золотую середину между полным моральным агентством (которым, по мнению Роулендса, не обладают даже люди) и моральными пациентами, Роулендс определяет еще один способ, с помощью которого люди могут быть моральными.

В главе Эндрю Фентона рассматривается связь между автономией животных и надлежащим обращением с ними. Он предлагает предоставить животным возможность давать согласие на обращение с ними. В исследованиях на людях мы используем только тех испытуемых, которые дают свое согласие быть объектом исследования. Фентон утверждает, что то же самое должно быть справедливо и для других животных. Он описывает, в какой степени мы можем интерпретировать поведение животных как согласие или несогласие, и как мы можем разрабатывать эксперименты таким образом, чтобы испытуемые животные могли выбирать, участвовать им или нет.

Лори Груэн рассматривает еще один аспект моральной практики, а именно эмпатию. В своей главе она обсуждает различные виды эмпатии, исследуя, какие из них могут быть присущи животным, включая крыс и шимпанзе, и какие из них могут иметь значение для морали. Она описывает важность того, что она называет запутанной эмпатией - эмпирического процесса, требующего эмоций и познания, который воспринимает наши отношения с другими людьми таким образом, что мы реагируем на потребности, интересы, желания, уязвимости, надежды и чувствительность друг друга. Груэн отмечает, что исследователи, изучающие эмпатические способности у других животных, в основном игнорируют этот вид эмпатии.

Аласдэр Кокрейн рассматривает часто утверждаемое различие между подходами к защите животных и прав животных в этике животных. Он утверждает, что это различие не работает, потому что понятие прав в подходе, основанном на правах животных, преувеличивает права, которые есть у животных. Кокрейн утверждает, что права животных связаны с их интересами, а большинство животных не заинтересованы в том, чтобы их не использовали, не владели ими и не эксплуатировали. Поскольку у них нет таких интересов, у них нет и эквивалентных прав. Права, которые есть у животных, обеспечат им те же преимущества, которые они получают при подходе к