Тогда-то я и встал на путь, с которого мне теперь не сойти. Я твердо решил, что не дам ей умереть. Всю ночь напролет я обкладывал тампонами каждый источник кровотечения в ее теле, меняя по мере пропитывания кровью. К девяти утра я был совершенно измотан, но она была жива.

Следующие три месяца Иветта раз за разом возвращалась в операционную на всевозможные процедуры пластической и урологической хирургии, все остальное время оставаясь в палате интенсивной терапии под бдительным оком Марко Палаццо, заведующего отделением. Несколько месяцев спустя ее выписали домой, к невероятно заботливым родным и парню, вскоре ставшему ее женихом. Два года спустя мы с Джонатаном сидели в церкви и смотрели, растроганные до слез, как отец Иветты ведет ее к алтарю. Это был знаменательный момент – прямо как когда мы узнали, что она ждет своего первого ребенка.

Это упрямое нежелание признавать, что Иветта может умереть, осталось со мной. И я был преисполнен такой же решимости теперь, когда речь шла об Абу Васиме. Он и его коллеги были обеспокоены тем, как отнесется к ним сирийское правительство, если они воспользуются его предложением покинуть Алеппо по предоставленному безопасному коридору. Они слишком хорошо знали, что ждало людей, считавшихся помощниками мятежников. Должен был быть другой выход. Между тем без помощи ООН, судя по всему, было не обойтись – в идеале нужно было добиться перемирия, согласованного с Асадом. Но с чего бы ему соглашаться на это? Да и кто будет его уговаривать? Он мог бы прислушаться к России, но не было совершенно никакой гарантии, что удастся убедить Россию пойти на это. На поддержку ООН тоже рассчитывать не стоило из-за наложенного Россией в Совете Безопасности вето.

Эти, казалось бы, неразрешимые вопросы крутились у меня в голове. Я даже не знал, с чего начать, и решил бить по всем фронтам, принявшись строчить электронные письма и звонить всем представителям правительства Великобритании и других стран, чьи контакты у меня только были. Моя решимость помочь Абу Васиму и его коллегам подкреплялась с каждым полученным по WhatsApp сообщением, которых в последние бурные недели 2016-го было очень много.

28 ноября 2016 года

Врач из Алеппо 1: Здравствуйте, доктор Дэвид, пожалуйста, постарайтесь быстрее вызволить нас из Алеппо, мы все очень переживаем и боимся.

Я: Хорошо, я скоро приеду. Как думаете, сколько людей захотят уехать вместе с вами?

Врач из Алеппо 2: Думаю, весь медицинский персонал и большинство жителей, думаю, тысяч сто, но нужно торопиться.

Врач из Алеппо 3: Доктор Дэвид, ситуация здесь просто ужасная. Мирные жители перебрались из районов, захваченных правительством… Люди на дорогах, для них не хватает домов… С каждым часом все больше мирных жителей бегут от властей… Мы думаем, что больше ста тысяч людей хотят покинуть осажденный Алеппо и пойти на север… Пожалуйста, доктор, поторопитесь, чтобы спасти нас… Потому что с каждым часом становится все хуже.

Врачи в Алеппо получали разную информацию из всевозможных источников через социальные сети. Она не всегда была достоверной, но иногда они узнавали о чем-то раньше меня. Я изо всех сил старался передавать им любые поступавшие мне обрывки информации о моих попытках сделать выделенные правительством коридоры более приемлемыми для застрявших в осажденном городе людей.

29 ноября 2016 года

Врач из Алеппо 3: Доктор Дэвид, хочу сообщить вам нечто крайне важное о коридоре: в предыдущие разы, когда Россия просила людей покинуть осажденный Алеппо, не было никаких гарантий безопасности[137] предоставленного коридора международными организациями. Людям необходимо, чтобы безопасность коридора гарантировало международное сообщество. Ситуация стремительно накаляется… Власти хватают мирных жителей и закрывают их где-то под аэропортом Алеппо. Пожалуйста, помогите остальным.

Я: Все в норме, есть некоторые подвижки в обеспечении безопасности коридора для вас. Думаете, «Ан-Нусра»[138] не станет мешать вам уйти?

Врач из Алеппо 1: Как будем уходить… Договориться с «Ан-Нусра»[139]? Кто организует эвакуацию? ООН, британское правительство? Это безопасно?

Я: Сегодня мы встречаемся с правительством Великобритании и ООН. Я дам вам знать. Кто-то сказал, что «Ан-Нусра»[140] попытается помешать. Думаете, такое возможно? С ними тоже лучше поговорить?

Врач из Алеппо 1: Нас никому не остановить… Пожалуйста, продолжайте.

В день, когда я получил эти сообщения, правительство разбросало над восточным Алеппо новые листовки: «Это ваш последний шанс… Спасайтесь! Если быстро не покинете территорию, ВЫ ВСЕ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ. Мы оставили для вас открытый проход. Решайте… Спасайтесь. Вы знаете, что все оставили вас наедине со своей судьбой».

Я связался с Министерством иностранных дел и по делам Содружества в Лондоне, которое, в свою очередь, поддерживало прямую связь с Организацией Объединенных Наций. Главным здесь был Кевин Кеннеди, региональный координатор по гуманитарному кризису в Сирии. Общие дискуссии на самом высоком уровне проходили отдельно между госсекретарем США Джоном Керри и министром иностранных дел России Сергеем Лавровым: США и Россия были сопредседателями Международной группы поддержки Сирии – организации, членами которой были ООН, ЕС и другие страны; она вела переговоры о том, как положить конец гражданской войне.

В министерстве мне сообщили, что из-за наложенного Россией вето ООН были не в силах что-либо предпринять. Кроме того, сказали, что руки министерства тоже связаны – они готовы давать советы и делиться информацией, но не могут вмешиваться. В итоге мое контактное лицо в ООН оказало неоценимую помощь – мы начали обмениваться электронными письмами, где я выдвигал одну безумную идею за другой, и он отвечал на них энергично и с энтузиазмом. То, что хотя бы удалось найти человека, который, казалось, был со мной на одной волне, уже придавало сил. Кроме того, он дал мне совет, как обратиться к русским, – я не мог просто явиться в посольство, будучи частным лицом. Пришлось пойти окольными путями, заручившись поддержкой нынешнего старшины Дипломатического корпуса, старейшего иностранного посла в Великобритании, которым оказался посол Кувейта Халед аль-Дувайсан.