Это не было угрозой. В словах принца не прозвучало надменности. Более того, в них даже присутствовало уважение. Нет, это было поведение того, кто уже видел себя правителем Дарнаса.

Будущего Императора.

И, признаться, если бы Хаджар не услышал чего-то подобного, то разочаровался бы в Теции.

— Мой учитель, да примут его праотцы с хлебом и медом, ненавидел, но уважал вашего отца. К вам я не испытываю ни первого, ни, пока, второго.

— Справедливо, — кивнул Теций. — Тогда я постараюсь заслужить второе, но, видят боги, Безумный Генерал, я не боюсь первого. И законы гостеприимства не остановят меня, если, вдруг, мне придется сделать шаг наперерез тебе.

Да, определенно, Теций заслуживал того, чтобы называться преемником Моргана.

Хаджар украдкой, так, чтобы не видели бойцы, которые уже помогали Тому и остальным, протянул принцу руку. И тот пожал её. Только на этот раз каждый сжал так сильно, как только мог.

И теперь Хаджар уже не был так уж уверен, что сила принца была ниже, чем его собственная.

Хаджар стоял на вершине замковой башни, курил свою трубку и ожидал рассвета. Рассветы в долинах были несравненно прекрасно. И лишь закаты в горах могли посоперничать с красотой солнца, поднимающего над бескрайними полями, лугами и лесами.

Жаль, что Хаджар видел их лишь несколько, да и то — так давно, что, казалось, будто в прошлой жизни. Там, в деревне, в лесу, в Долине Озер и Ручьев.

Где стояла хижина охотника Робина. Где просила сыграть на Ронг’Жа девушка, по имени Лида. Где люди жили простой, но честной жизнью.

Они охотились, сеяли, пахали, рожали и умирали. Веселились и грустили. Любили и ненавидели. Искренне. Не тая.

Хорошее место.

Порой Хаджару начинало казаться, что его и вовсе не существовало — этого места. Что он лишь увидел сон. Такой чистый, что в него хотелось поверить всей душой.

— Ты уверен, что не хочешь посмотреть на мануфактуру? — рядом с ним стояла Акена. Завернувшись в свой изумрудный плащ, она так же смотрела на восточный горизонт.

Хаджар обернулся на скалистый холм, в глубине которого и находилось крупнейшее производство боевых големов империи Ласкан.

— Нет, моя принцесса, не хочу. У этой мануфактуры слишком большая плата за вход. Не думаю, что могу себе её позволить.

Где-то там, внизу, во тьме, спал ребенок, которого отняли у матери. Император Ласкана…

— Я ведь говорила, Хаджар. Для тебя просто — Акена.

— Но…

— Прости, за те мои слова. Они были сказаны не от чистого сердца, а от… Неважно. Я не хотела сказать то, что сказала. Поэтому, пожалуйста, называй меня просто — Акена.

Хаджар кивнул. Он глубоко затянулся и выдохнул дым. Он ненадолго сформировался в колечко, а затем развеялся по ветру едва видимой дымкой.

Надо же — он мог взмахом меча уничтожить сотни истинных адептов, но не был способен сделать нормально дымное колечко.

Иронично.

— Знаешь, когда я оказалась в Запретном Городе без… — Акена осеклась и непроизвольно потянулась пальцами к глазам. В этом движении явно было что-то общее с манерой Крыла Ворона касаться маски. — Я долго думала. Хотя, мне ничего другого и не оставалось.

— И о чем ты думала, Акена?

— О многом, — девушка провела пальцами по ветру, словно пытаясь его погладить. — но, в какой-то момент, я задумалась о том, почему все мы так стремимся к славе. Тем или иным путем. Но каждый адепт мечтает, чтобы его имя гремело в эпохах.

Хаджар промолчал.

— Ты можешь думать, что являешься исключением, прославленный генерал Дархан, но это не так. Ты можешь убеждать себя в чем угодно, но и ты тоже стремишься к славе.

— И что привело тебя к таким мыслям, Акена?

Девушка ответила не сразу.

— Все мы сражаемся, Хаджар. С врагами на полях брани. С самими собой, во время тяжелых тренировок. С целым миром, когда пытаемся взять судьбу в свои руки. Но, как бы далеко мы не зашли, всегда есть высота, на которую еще только предстоит взобраться. И есть те, кто уже там стоят.

— Таков путь развития, моя принцесса. Все мы знали, на что шли, когда впервые проложили перед собой путь и взошли на ступень Истинного Адепта. Мир боевых искусств, — в голове Хаджара прозвучали слова его матери. Сказанные простой смертной, но, чем дальше Хаджар шел, чем выше взбирался, тем они становились все более и более осмысленными. — полон одиночества.

— Одиночества, — повторила Акена. — одиночества и бессмысленной борьбы.

Хаджар дернулся как от удара кнута, который когда-то принял вместо своих солдат и посмотрел на принцессу.

— Почему бесс…

— Однажды, славный генерал Дархан, мы все умрем. Мы сражаемся, боремся, но понимаем, что умрем. Сегодня или завтра, может через тысячу лет. Может, достигнув Бессмертия, через тысячу эпох. Может, став богом, через сотню тысяч эпох. Но найдется та сила, которая нас уничтожит.

Хаджар слушал Акену и не понимал, откуда в девушке, которая годилась ему в младшие сестры, могла поселиться столь…

Он не мог назвать эту идею, ни мудрой, ни глубокой, ни пустой, ни поверхностной.

Она слишком его шокировала.

— И поэтому мы ищем славы. Ибо лишь в ней истинное бессмертие. Воин отправляется биться за свою родину, чтобы его запомнили. Запомнили, что он был. Что он жил. Что он оставил свой след на этом песке.

«След на песке»… Том…

Хаджар еще раз затянулся и посмотрел на брезжущий, на самом краю мироздания, рассвет.

Прекрасное зрелище.

Если не видел рассвета в долине и заката в горах, то кто знает — будет ли твоим праотцам о чем поговорить с тобой.

— Может вы и правы, принцесса. Может и я тоже ищу славы.

— Я ведь уже говорила, что для тебя — просто принцесса Акена.

Они вновь замолчали. Затем, вдруг, принцесса резко повернулась к Хаджару и со звоном меча в голосе, не попросила, а даже потребовала:

— Принеси мне клятву, Хаджар. Принеси немедленно. Что однажды ты своими руками оборвешь жизнь этой жалкой дряни — Рекки Геран.

Хаджар не подавился дымом. Не вздрогнул от неожиданности.

Он ожидал чего-то подобного.

— Вас обеих связывает клятва, да? — спросил он, продолжая наслаждаться рассветом.

Акена промолчала. Да она и не могла ему ответить.

— И в этой клятве кроется твоя к ней ненависть и её раскаянье, которого она никогда не добьется.

Акена снова промолчала.

Как промолчал и Хаджар.

Мир боевых искусств… одинокое место, где лишь самым везучим удается встретить того, с кем можно его разделить. И лишь единицам — сохранить и не потерять.