— Все, что изволите. — Купец поспешно сел и взяв перо, которое ему подал Штейнберг, уставился на Соколова.

— «Сим объявляю, что вексель на сумму десять тысяч рублей, от имени купца Казанцева, который я предъявил к оплате, является подложным. Его написал по моей просьбе Бронислав Маркевич за одну тысячу рублей». Поставь дату и распишись. — Продиктовал Соколов.

— Господа, но это же, прямая дорога на виселицу. — Жалобно заскулил купец.

— Все правильно. — Уточнил Штейнберг, именно там тебе и место. Эта расписка будет гарантией твоего хорошего поведения в будущем. Как я уже сказал, ты нас не интересуешь, мы занимаемся совсем другим делом. Если окажется, что к фальшивым ассигнациям ты не имеешь никакого отношения, то поддельный вексель мы тебе простим, тем более что сейчас мы поедем в ратушу, и ты отзовешь свой иск.

— А что я скажу?

— Что вы уладили это дело между собой. Приведи себя в порядок, да не забудь штаны поменять. На все про все у тебя десять минут. Ждем тебя во дворе, время пошло.

Сконфуженный, но уже успокоившийся купец посеменил в дом, а друзья забрались в коляску. Вернувшись в город, они первым делом заехали к Гринбергу, который уже ждал их, сидя на лавочке под развесистой липой.

— Господин адвокат, — обратился к нему официальным тоном Штейнберг, выходя с Соколовым из коляски, — соизвольте проехать в ратушу и проследить, чтобы все необходимые формальности были соблюдены. Господин Толстиков отзывает свой иск к госпоже Казанцевой — они утрясли этот вопрос частным образом.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — Отрапортовал Гринберг и запрыгнул в коляску.

Ждать Гринберга пришлось более часа.

— А куда вы дели Толстикова? — Спросил Штейнберг, входя последним в кабинет адвоката.

— В нужнике сидит, — давясь от смеха, сообщил Гринберг, — сказал, чтобы его не ждали, сам доберется. Чем вы его так напугали, господа?

— Напугаешься, когда к тебе придут два подполковника из тайной полиции. — Улыбаясь, пояснил Соколов. — Предложили ему на выбор: виселица или двадцать лет каторги? Как там все прошло, Исаак Соломонович?

— Нормально. Суд отменили, вексель у меня. — Адвокат помахал бумажками в воздухе. — Уничтожим?

— Нет, вернем Серафиме Дмитриевне. — Заявил Соколов. — Пусть она сама его сожжет, так ей будет спокойней.

— Пожалуй ты прав. — Поддержал друга Штейнберг, забирая у адвоката вексель и постановление об отмене суда. — У вас есть конверт, Исаак Соломонович?

Взяв конверт, Штейнберг вложил в него вексель и постановление суда.

— Исаак Соломонович, сколько мы вам должны?

— Помочь беззащитной женщине это богоугодное дело, за которое денег не берут. Вы же не берете денег с Серафимы Дмитриевны, даже готовы платить свои, почему я должен поступать иначе?

— Спасибо. — Поблагодарил старого адвоката Соколов, пожимая ему руку. — Но отметить это событие лучшим в городе шампанским, за наш счет, надеюсь, вы не откажитесь?

— В такой компании и на таких условиях, готов гулять до утра.

— Только давайте сначала отправим эти бумаги Серафиме Дмитриевне. — Предложил Штейнберг, спускаясь по лестнице.

— Правильное решение. — Поддержал Гринберг. — Сейчас найду посыльного.

Через пять минут он привел мальчика из соседней лавки.

— Знаешь трактир купчихи Казанцевой? — Спросил его Соколов.

— Я здесь все знаю. — Уверенно сказал паренек.

— Доставишь этот конверт управляющему, скажешь, что передали из магистрата. Все понял?

— Управляющий, это который поляк?

— Совершенно верно, его зовут Войцех Каземирович. Запомнил?

— Да. — Мальчишка для пущей убедительности еще и утвердительно мотнул головой. — А деньги он будет платить?

Соколов улыбнулся, достал из кармана серебряный рубль и протянул его юному курьеру.

В ресторане «Париж» они сняли отдельный кабинет и просидели более трех часов. В трактир Казанцевой вернулись уже поздно вечером, где их встретил улыбающийся Каземирович.

— Добрый вечер панове. — Радостно приветствовал он постояльцев.

— Ты что это сияешь, как медный самовар? — Поинтересовался Соколов.

— Праздник у нас, пан офицер, у всех работников трактира.

— Никак, свершилось второе пришествие Христа? — Сделал изумленное лицо Соколов. — Генрих, с этой пьянкой мы пропустили эпохальное событие.

— Все шутите, пан офицер. — Ничуть не обидевшись, покачал головой старый поляк. — Вечером пришла бумага из магистрата, где сказано, что Толстиков отозвал свой иск и никакого суда не будет. Хозяйке даже вернули вексель.

— Что ты говоришь? — Воскликнул Виктор и так удивленно вытаращил глаза, что стоявший рядом Генрих, чуть не поперхнулся от смеха. — Это дело надо обмыть!

Выпив по бокалу шампанского за счастливое разрешение вопроса, троица разошлась по своим номерам.

Глава 32. Екатеринбург, 25 мая 1798 года (пятница)

За завтраком Соколов решил напомнить другу про заводы Казанцевой.

— Генрих, ты говорил, что у тебя есть план по запуску простаивающих заводов Серафимы Дмитриевны.

— Да, кое-какие мысли на этот счет у меня есть.

— Не поделишься с другом своими соображениями?

— У Казанцева было четыре завода: два салотопенных, мыловаренный и свечной. Понятно, что запустить салотопенные заводы нереально — Воронин перекупил поставщиков, которые раньше работали с Казанцевым.

— Получается, что пока Казанцев был жив, Воронин себе этого не позволял. Почему? Потому что мог и отпор получить. Нужно показать ему, что за Серафимой Дмитриевной есть реальная сила. Поговорить с ним по-мужски, припугнуть, как Толстикова и вернуть поставщиков.

— Согласен с тобой, Виктор, можно попробовать вернуть поставщиков таким манером, однако, на мой взгляд, это будет ошибкой. Салотопенное производство малоэффективно, проще говоря, на этом сложно заработать. Затраты высокие, технологический цикл довольно продолжительный и сложный, а сам продукт скоропортящийся, который нужно либо сразу продавать, либо создавать специальные условия для длительного хранения. Поверь мне, хлопот много, а денег мало. Сало — всего лишь сырье, примерно, как необработанные изумруды, за которые ты получишь максимум десять процентов реальной стоимости.

— С изумрудами понятно, там после огранки цена камня резко возрастает, а что с салом?

— Практически, то же самое. Прибыль тех, кто занимается переработкой сала, изготавливая, например, мыло или свечи, значительно выше в пересчете на единицу продукции. Так что решение Серафимы Дмитриевны заняться мыловарением абсолютно верное.