Горном управлении примерно в то же самое время. Поищите еще какой-нибудь документ за подписью Лачина.

— Слушаюсь.

Нехотя Красовский пошел обратно к пыльным стеллажам и через некоторое время вернулся, держа в руках два пожелтевших листа бумаги.

— Нашел заключение по исследованию железной руды от 1768 года.

Красовский передал листы Скотту, который принялся внимательно изучать текст. Наконец, видимо решив, что на этот раз получил желаемое, он достал из кармана какую-то бумажку, развернул ее и стал сличать почерки. Сложность заключалась в том, что записка, проданная ему управляющим, была написана по-французски, однако характерный левый наклон букв, их одинаковый размер и несколько угловатый внешний вид, свидетельствовали, что оба документа написаны одной рукой.

— Благодарю вас, пан Красовский. — Скотт положил на стол десятирублевую ассигнацию. — Желательно, чтобы о моем визите в архив никто не знал.

— Я вас никогда не видел, мистер Скотт.

— Вот именно, пан Красовский.

Скотт мог быть доволен собой, интуиция его не подвела. Не зря он потратил десять рублей на покупку старой записки. Теперь ясно, что никакого промышленника Струмилина не существует — это мифическое лицо для отвода глаз, а за аферой с изумрудами стоят Густав Файн и Тимофей Лачин. Именно они были в Англии семь лет назад, и именно с ними придется иметь дело.

Глава 33. Невьянск — Екатеринбург, 26 мая — 1 июня (суббота — пятница)

26 мая (суббота)

Братья Дуловы прибыли в Екатеринбург ровно в полдень. Забрав оставленную для них на почтовой станции записку, они наняли извозчика и через пятнадцать минут были на Московской улице, где без труда нашли дом вдовы Котельниковой. Две маленькие комнатушки в одно окно с минимумом удобств, это все, что мог предложить Малахов своим московским хозяевам. Алексей, за время службы привыкший к спартанским условиям, спокойно отнесся к этому, а вот Александр поначалу порывался переселиться в приличный трактир, где-нибудь в центре города, однако, оценив удобное расположение, уединение и тишину окраины, нехотя согласился. Он выбрал себе комнату чуть больше размером, где и расположился вместе с ювелиром Золотовым. Кок только закончились дорожные хлопоты, братья решили заслушать отчет Малахова.

— Давай рассказывай, Федор, что удалось узнать? — Приказал Александр Васильевич.

— Сразу по приезде, мы с Данилой зарегистрировались в первом полицейском участке и договорились с письмоводителем первой части Рябовым относительно Штейнберга. Поскольку в Екатеринбурге две полицейских части, пришлось договариваться и со вторым письмоводителем. Уже в понедельник Рябов сообщил, что Штейнберг остановился трактире купчихи Казанцевой, в пятом номере, и мы начали слежку. Во вторник он прогулялся по городу до плотины и обратно. Никуда не заходил, просто гулял, к нему тоже никто не подходил. В среду он вообще никуда из номера не выходил. В четверг Штейнберг провел около двух часов, блуждая по Луговой улице. Сначала сидел в трактире, а затем крутился возле дома Шавриных.

— В трактире он наверняка наводил какие-то справки? — Задал вопрос старший Дулов.

— Совершенно верно, Александр Васильевич, он искал дом Кирпичниковых, который расположен прямо напротив дома Шавриных. Смысл его хождений непонятен, поскольку Шаврин умер более десяти лет назад, Кирпичников прошлой осенью. Далее он пошел на параллельную улицу, она называется Кузнечная.

— Что он там делал?

— Ничего, просто прошелся саженей сто и повернул обратно. Я нарисовал схему, где отметил обе улицы, трактир и дом Кирпичниковых. — Малахов положил на стол небольшой листок бумаги.

— Дата смерти Кирпичникова и убийство купца Протасова приходятся на октябрь прошлого года. — Заметил Александр Дулов. — Это простое совпадение?

— Трудно сказать, Александр Васильевич. — Я обратил на это внимание. Врач, выписавший заключение о смерти уверен, что это сердечный приступ. Никаких внешних повреждений на теле он не обнаружил. К тому же Кирпичникову было уже шестьдесят пять лет — возраст более чем солидный.

— С четвергом все?

— Да, Штейнберг вернулся в номер и больше не выходил. В пятницу, 18 мая он посетил адвоката Гринберга и к обеду вернулся назад. В субботу он опять был у Гринберга, а затем пошел на городское кладбище, где разыскал могилы Кирпичниковых, там похоронены муж и жена. В местной церкви он справлялся о дате отпевания обоих. Я все записал и нарисовал схему, как найти эти могилы. — Малахов положил на стол еще один листок.

— С какой целью он ходил к Гринбергу?

— Я не совался к адвокату, боясь вспугнуть Штейнберга.

— Ладно, мы можем это узнать в любой момент. Продолжайте.

— С кладбища Штейнберг возвращался по главному проспекту и возле булочной ввязался в драку с четырьмя подвыпившими купчиками. Что там произошло, не знаю, я был довольно далеко от места событий, но, когда началась драка, пришлось вмешаться, иначе его бы забили до смерти.

— Тебе сказали следить за Штейнбергом, а не охранять его. — Грубо прервал Малахова Алексей Дулов.

— Успокойся, Алексей, — примирительно сказал Александр, — Федор поступил абсолютно правильно. Какой нам толк от мертвого Штейнберга? Так что там с вашим подопечным сейчас?

— Доктор прописал полный покой в течение двух недель.

— Он больше не появлялся?

— Только один раз. Когда его вызывали в полицию по поводу драки.

— Со Штейнбергом пока ничего не понятно. — Подвел итог старший Дулов. — А что у нас с Невьянском?

— Здесь несколько лучше. Из всех, кто ходил с Протасовым в тайгу, обратно вернулся только Тимофей Когтев. Он был ранен и с полгода отлеживался в стойбище охотников-манси.

— Адрес, есть?

Малахов положил на стол еще одну бумажку.

— На всякий случай я нарисовал схему, чтобы лишний раз не спрашивать и не светиться.

— Он живет с семьей?

— Только жена.

— Хорошо, наблюдение за Штейнбергом можете снять, завтра утром выезжаем в Невьянск.

28 мая (понедельник)

Тимофей сразу понял, что от этих людей он так легко не отделается. Добротно одетые, холеные господа, обращаются вроде не грубо, но их поведение отчего-то внушало ему животный страх. Он сразу вспомнил предупреждение предыдущих «гостей», о котором за прошедшие две недели уже порядком успел позабыть. «Как только ты расскажешь про изумруды, твоя жизнь не будет стоить и