— Где документ? — спросил Черепанов.

— У меня в сундуке. Я покажу! — Управляющий вскинулся, но был тут же притиснут легионерской калигой в мозаичному полу.

— Расскажешь, где лежит. Вот ему, — кивок в сторону одного из готов. — Он принесет. И не трясись так. Веди себя правильно — и через час спокойно уснешь в своей постели.

Искомый документ оказался в руках Черепанова через десять минут.

Один-единственный взгляд — и всё стало ясно. Потому что уже во второй строчке значилось: …назвавший себя вторым кентурионом-гастатом первой когорты Первого Германского…

— Это наши, — сообщил Черепанов, сунув папирус под ремень. — Поднимите управляющего, и пусть проводит к кузнице.

— Так мы и сами найдем! — влез Кумунд.

— Стражу ты тоже сам отвлечешь? — осведомился Геннадий.

— Ну и я могу, — заявил Кумунд.

— Но он сможет тише. Хорош болтать! Ночь не бесконечна.

Присматривать за пленными поставили аж целый контуберний. Но бдили только двое. Остальные, включая опциона, дрыхли. И запашок в караулке стоял характерный. Сивушный.

— Не убивать! — приказал Черепанов. — Гасить по тихому.

«Гасила» — кожаные колбаски с мелким песком уже были наготове.

Ключей, к сожалению, не нашлось. Их прибрал кто-то из старших офицеров. Но в комнате управляющего имелся дубликат. Очень удачно, потому что замок на дверях висел солиднейший (кузнец его, как-никак, для себя делал), а сами двери были способны выдержать небольшую осаду.

— Эй, там, в тюрьме, как себя чувствуем?

— А ты открой, осел, и сам погляди! — бодро отозвались изнутри.

Черепанов хмыкнул, но Скулди шутить был не склонен.

— Кнута отведать захотел, Гадарих? С тобой принцепс Геннадий разговаривает!

— О брюхо Вотана! — воскликнули изнутри. — Эх, не зря я в Равенне Приапову палку гладил! Это ты, что ли, Скулди? Вот удача! А мы уж думали: завтра — к во́ронам! Как узнали?

— Не твоя забота, — проворчал Скулди. — Давай, отпирай! — велел он подоспевшему с ключом управляющему. — Выходи, стройся. Да не шуметь!

— Убитые, раненые есть? — спросил Черепанов.

— Кентуриона убили. Стрелами. Ихний легат приказал. Тело уже сожгли. Остальные живы все. Троих потрепали немного, но ходят ногами, а не под себя! — веселился Гадарих.

— Вот только пожрать бы! — возмечтал кто из узников.

— Радуйся, что тебя падальщики не сожрали, — проворчал Черепанов. — Кони ваши где?

— Так у нас в конюшне! — влез управляющий. — Как их вчера поставили, так и стоят. Сыты, поены, ухожены! И оружие ихнее — у меня в кладовой. Под замком.

Он очень старался управляющий. Очень хорошо понимал: одно движение клинка — и его душа отправится к Плутону.

— Это удачно! Давайте за ними, — и, вспомнив, — да не забудьте тряпками и соломой копыта обмотать. Снаружи — ауксиларии Четвертого. И точно не меньше полуалы конницы.

— Полуала? — пренебрежительно бросил Гадарих, после смерти кентуриона — старший в подразделении. — Стопчем враз!

— Стоптали уже! — отрезал Черепанов. — Скулди! Дай знать твоим снаружи, что у нас тут происходит. Пусть лошадок наших заберут. А мы уйдем по-тихому. — И, сам себе, под нос: — Или не по тихому. Как получится.

Сбоку нарисовался управляющий. Потрогал рукав Черепанова.

— Мне бы документ…

— Легко!

И быстренько начертал на восковой табличке, что забирает своих людей, преступно удерживаемых в заточении. И оттиснул печать. Собственную. Из тех времен, когда он был еще не наместником Сирии, а легатом Девятого Клавдиева.

Пусть-ка таинственный и грозный Серапаммон (интересно, это греческое или египетское погоняло?) поскрипит мозгами, соображая, каким образом здесь очутился Девятый Клавдиев.

Получилось, к сожалению, громко. Едва открыли ворота — сходу напоролись на дозорных. Двух сбили, но третий успел свистнуть.

На свист подлетели всадники. Копий тридцать. Пустяки. «Стоптали на раз!», — как элегантно выразился здоровяк Гадарих. Не без травматизма, но вроде никого не убили.

Однако шум получился неслабый. В легионерском лагере враз засуетились. Загорланили трубы…

Впрочем, толковую погоню противник всё равно не сумел снарядить.

По предложению Скулди они дружно рванули в сторону Августы… А через четверть мили свернули на проселок и, срезав угол, вышли на «аквилейское шоссе». Но и по нему прошли совсем немного. Свернули в поля (понадеявшись, что по темноте погоня схода не заметит), с истинно варварской дерзостью двинулись к лагерю Четвертого, обошли его с тыла и, опять-таки по полям, а затем — по лесной дороге, по «биологическому навигатору имени Скулди», выбрались на обратную дорогу. Там благополучно пересеклись со «спецназовцами», пересели на своих коней и двинулись в обратный путь.

Финт удался. Погони за ними не было. Так что, добравшись до следующего мансиона, Черепанов скомандовал привал. Здесь и заночевали. Само собой, выставив дозоры, и отправив Гадариха (как самого наглого), на свежей лошадке в расположение Первого Германского. С письмом Коршунову.

Серапаммон был верным человеком. Других достоинств, необходимых военачальнику, у него не имелось. Но этого, единственного, оказалось достаточно, чтобы по первому зову своего родственника-патрона из свиты Августы, Серапаммон напрочь забыл о боевой задаче легиона (стеречь границу империи) и стремительным маршем, на предельной скорости, погнал своих легионеров к Риму. Скорей, скорей! К черту обозы и походную подготовку! Не по вражеской же земле идем — по своей. Беспощадно обирая окрестные хозяйства, Серапаммон одолел полпути до Аквилеи… Где его нашел еще один гонец, сообщивший, что бунтовщики из Первого Германского намереваются не позднее Дня Юпитера покинуть Рим и двигаться Серапаммону навстречу. Более того, в том же письме, тайнописью, сообщалось о том, что с собой бунтовщики везут богатства, добытые в Сирии, и золото, выплаченное негодяям за то, чтобы они убрались из Рима.

Серапаммон был никудышным военачальником, но человеческую натуру знал хорошо. И немедленно, перед строем своих легионеров, сделал тайную часть послания явной.

Моральный дух легиона, достигший критического уровня из-за бешеной и совершенно непонятной гонки (о причинах внезапного марша Серапаммон на всякий случай не сказал даже своим офицерам), мгновенно взлетел вверх.

Окрыленный жадностью легион полетел к Аквилее. И дальше…

Где и наткнулся на третью и девятую когорты, сопровождающие обоз Первого Германского.

Впрочем, командиры Четвертого не стали разбираться, какое именно подразделение римской армии загораживает им путь. Потребовали старшего (то бишь, Сигисбарна), и в ультимативной форме велели убираться с дороги.