Таким образом, история о деяниях ал-Хасана ал-Ваззана в Италии отчасти вышла наружу. Слухи о нем также могли дойти домой в Магриб через пророческие послания, отправленные самозваным еврейским принцем Давидом Рувени султану Феса и саадитскому шерифу в те месяцы, когда он был близок к дому Эгидио да Витербо в Риме; или через торговцев и моряков, с которыми встречался Йуханна ал-Асад, путешествуя по Италии.

Как бы то ни было, ал-Ваззан не мог рассчитывать на благосклонный прием в Фесе. В семейной жизни его ждали позор и развод; ему было бы трудно обосноваться в Фесе и загладить свою вину. В политической жизни его, как бывшего посла султана Мухаммада ал-Буртукали заподозрили бы в сотрудничестве с врагами ислама во время пребывания в Италии, в кругах, близких к папе римскому. Он, вероятно, слышал, что в 930/1524 году султан по совету местных факихов сжег заживо захваченного мусульманина, который обратился в христианство и служил португальцам в городе Асила на Атлантическом побережье — не слишком обнадеживающий прецедент.

Мухаммад ал-Буртукали вскоре умер, а с его сыном Ахмадом, который в итоге стал его преемником, у ал-Ваззана было мало связей. Бывший завсегдатай двора Ваттасидов, ал-Ваззан, вероятно, с тоской и завистью смотрел на вазира султана Ахмада, Ибрагима ибн Али ибн Рашида, известного как Мулай Ибрагим. Это был его ровесник, сын уроженки Кастильи, принявшей ислам, и отца, возводившего свой род к Пророку. Мулай Ибрагим прошел путь от вождя племени в Рифских горах до яркой военной и политической карьеры в королевстве Фес и женился на сестре султана Ахмада. Ал-Ваззан кратко упомянул отца Мулай Ибрагима в своей «Географии» как мятежника, выступавшего против Ваттасидов, и борца с португальскими христианами. Теперь же сын намного превзошел отца, сделав такую карьеру, что ал-Ваззан и надеяться не мог на что-либо подобное[682].

Таким образом, ал-Ваззана не было рядом с султаном Ахмадом и Мулай Ибрагимом в 938/1531–1532 годах, когда итальянский францисканец Андреа да Сполето прибыл в Фес и начал публично проповедовать истину о Троице. Стремясь направить эту проповедь в более безопасное русло, вазир послал его проповедовать в синагогах; даже христианские пленники в Фесе умоляли проповедника не разжигать страсти. Но неустрашимый францисканец заявил, что готов совершать чудеса в поддержку христианской веры и даже претерпеть испытание огнем, которому святой Франциск подвергся перед мамлюкским султаном в Каире столетия назад. Мулай Ибрагим в конце концов разрешил это, и, согласно христианской версии событий, монах вышел из огня невредимым, после чего мусульманская толпа, разъяренная его высказыванием о «проклятом Магомете», забила его камнями до смерти. Мартиролог францисканца был поспешно напечатан во Франции. Очень хотелось бы узнать, как изложил бы этот эпизод ал-Хасан ал-Ваззан с его сомнениями в чудесах[683].

Ал-Ваззан не мог также ожидать многого от саадитских шерифов. Во время его отсутствия сыновья Мухаммада ал-Каима укрепили свою власть на юге, захватив Марракеш в 931/1525 году, к ужасу Ваттасидов. Их связь с суфийской традицией джазулитов еще больше окрепла с тех пор, как в 923/1517 году их отец, согласно его желанию, был похоронен рядом с могилой ал-Джазули. Ал-Газвани, которого некоторые называли «столпом» (кутб), или духовным оплотом своего времени, теперь жил в Марракеше и своей сверхъ­естественной силой подкреплял намерения этих потомков Пророка: они освободят обитель ислама от христианского завоевания и установят праведное царство[684].

Ал-Ваззан еще в бытность свою дипломатом с недоверием относился к крайностям джазулитов, а последние годы в Италии еще больше отдалили его от эсхатологии в политике. Находиться в орбите братьев-саадитов, одного из которых даже стали называть «ал-Махди», было бы непросто. Конечно, исполненный религиозного рвения Мухаммад аш-Шейх и его брат никак не могли бы принять раскаявшегося вероотступника. Какие тайны о днях, проведенных в окружении их отца, мог ал-Ваззан выдать папе римскому? Он был в прошлом связан с Фесом, а это также не располагало в его пользу, ведь ваттасидский султан все еще продолжал посылать солдат, чтобы отбить Марракеш.

Словом, новообращенный, вернувшийся из Европы, направился в другие места. Возможно, он раздумывал, не поселиться ли в османском Каире, который он в свое время превозносил как чудесный город, где под властью мамлюков были в обычае религиозные дебаты, но, похоже, что у него там не появилось никаких связей. А вот Тунис казался более подходящим местом. Незадолго до своей смерти в 1532 году Эгидио да Витербо сказал Видманштадту, что Джованни Леоне поселился в Тунисе. Видманштадт, страстно желавший изучать арабский язык, отправился к нему, но его корабль прибило назад свирепыми штормами на Средиземном море[685].

Ал-Ваззан обстоятельно описал Тунис в своей «Географии», восхваляя его как «самый замечательный город во всей Африке с точки зрения цивилизованности». Он подчеркнул космополитический характер Туниса, с его смесью мусульман, евреев и рабов-христиан, а также с кварталом для иностранных купцов из Италии и Испании. Его громадная мечеть аз-Зайтуна («мечеть олив») была прекрасна, в городе имелись хорошо оборудованные медресе, его судьи и ученые были знамениты в маликитской богословско-правовой школе, к которой принадлежал сам ал-Ваззан, а его ткачи славились мастерством. Именно в Тунисе ал-Ваззан видел, как отправляют ритуал зайраджи, и там же он «получил некоторые знаки расположения» от хафсидского султана Мухаммада ибн ал-Хасана. Он, впрочем, писал в своей «Географии» о пороках султана и его пристрастии к телесным удовольствиям, а также о постыдных деяниях его сыновей в городе Константине, но он, надо полагать, надеялся, что его рукопись не дойдет до Туниса[686].

Один из этих сыновей, ал-Хасан, унаследовал трон отца, умершего в 932/1526 году. Современники описывали ал-Хасана как сластолюбца, обожающего духи, а также как прекрасного наездника, искусного в обращении с копьем, властного и деспотичного правителя, любителя иллюминированных рукописей из великолепной библиотеки Хафсидов и хорошего знатока арабской философии и астрономии. С политической точки зрения его положение было шатким. На юге могущественный род племенных вождей взял под свою власть религиозный центр Кайруан. На западе Хайраддин Барбаросса захватил Алжир и присягнул на верность османскому султану Сулейману, который назначил его бейлербеем княжества, простиравшегося на восток до Джиджелли и Константины. Из своего внушительного порта в Алжире, построенного трудом христианских пленников, Хайраддин оказывал поддержку мятежным морискам в Испании и посылал корабли охотиться на христианские суда, а кроме того поглядывал и на область Ифрикию, владение султана ал-Хасана[687].

Может быть, ал-Хасан ал-Ваззан думал, учитывая свои прежние связи с двором Хафсидов и с покойным братом Барбароссы Аруджем, что Тунис будет безопасным