как ты, не нужно всерьёз спорить ни с кем, кроме себя. Таким людям — то есть людям сомневающимся. Но я ни в чём не сомневаюсь, поэтому не вижу смысла спорить.

— Если человек перестаёт сомневаться, он перестаёт развиваться, — отрезал Элайджа.

— Как здорово! — Кассандра вдруг снова захлопала в ладоши. Юношу это раздразнило окончательно, и он вгорячах стукнул кулаком по собственному колену.

— Ну что, — едва сдерживая гнев, процедил он, — что́ в моих словах тебя забавляет?

Кассандра присела рядом с юношей, погладила его руку, словно мать, утешающая упавшего с велосипеда сына, и поцеловала его запястье. Затем она заговорила, да так ласково и вкрадчиво, что Элайджа и сам на мгновение поверил, что он маленький мальчик, слушающий перед сном волшебную сказку.

— Я не просто разговариваю с тобой, я имею великое счастье наблюдать новую, незнакомую мне, интересную жизнь. Ты жив и живёшь! Одно осознание существования на земле других людей, притом людей красивых и благодетельных, делает меня счастливой. Спасибо Богу за то, что ты есть и есть я, чтобы оценить со стороны твоё пребывание здесь. Вот это и есть любовь.

Элайджа мог бы возразить ей и начать новую дискуссию, но не захотел. Эта маленькая девочка, эта трепетная девушка, эта будущая прекрасная женщина сейчас находилась рядом, и, казалось, будет рядом постоянно. Большего желать ему сегодня не хотелось, но, если бы Элайджа был из тех, кто мыслит и живёт лишь одним днём, он не был бы таким мудрым, последовательным и невезучим в любви.

— По́лно глупостей на сегодня, — губы его растянулись в приятной демонической улыбке. — Позвольте налить вам…

— Тебе, — заметила Кассандра, — мы же договорились.

— Да, тебе. Позволь налить тебе ещё кофе.

— Боюсь, уже поздно, — улыбнулась девочка и обняла Элайджу так внезапно, что тот не успел уклониться. Рената не смогла сдержать доброй усмешки. — Доброй ночи, милый мой друг. Доброй ночи, ребята!

Касенька помахала рукой всем присутствующим и ускакала в спальню.

— А я, пожалуй, останусь, — воодушевлённо сказала Рената и села рядом с сестрой, обняв её за плечи. Элайджа Хассан пригладил тонкие каштановые волосы и обратился к Алисе:

— Вынужден признать, вы застали меня в весьма уязвимом состоянии. Впредь подобное не повторится, уверяю; человеку серьёзному легкомысленность непростительна. Miss, не желаете присоединиться ко мне? Понимаю, разговор о любви — столь милом и внешне привлекательном, но пустом и бессмысленном хобби — вас смутил, но мы уже закончили. Рената, я и вас приглашаю за стол.

Девочка отвлекла сестру от чтения, плюхнувшись к ней на колени. Алиса тихо засмеялась, отложила книгу и обняла кузину.

— Ты не веришь в любовь? — поинтересовалась младшая сестрёнка. Элайджа предложил ей чашку кофе на блюдце и пояснил:

— Верю. Но считаю романтические чувства весьма переоценёнными.

— В таком случае какие твои жизненные приоритеты? — включилась в разговор робкая Алиса.

— Семья, учёба и раскрытие своего потенциала. Молодость дана для развития. Партнёра стоит искать в зрелом возрасте, когда ты состоялся как личность.

— Я поняла! — воодушевилась Рената и выдвинула смелое предположение: — Тебе девчонки постоянно отказывают, и ты в книжки утыкаешься, чтобы по ночам в подушку не скулить. А говоришь красиво и умно для вида, и на «вы», как будто уважение, но на самом деле боишься опозориться и что не полюбят за просто так. Денис тоже, поэтому английский говорил и строил из себя.

— Эй, полегче, — обиженному парню пришлось выйти из образа Григория Печорина. Он почувствовал уязвимость и взял паузу, чтобы глотнуть из чашки и придумать остроумный ответ. Рената ловко воспользовалась повисшей тишиной и успела ввернуть:

— Ты не расстраивайся. Без красивых слов ты стоишь больше. Старайся быть проще. Когда найдёшь свою «такую всю красивую», подойди, схвати её за попу и прямо скажи: «Ты красотка, я на тебе женюсь».

— Натка, прекрати! — Алиса раскраснелась и спрятала щёки за ладонями. Элайджа поперхнулся кофе, закашлялся и от всей души захохотал.

— Отличный совет, — без тени издёвки заметил он и решил оказать ответную помощь: — Кстати, вас — тебя! — кажется, Денис ждал на балконе.

***

Устав от душных людных комнат, Рената вышла на один из балконов второго этажа. Всего их было два: западный и восточный. Западный выходил на восток, а восточный на юг. Почему хозяйка дома назвала их именно так, никто не смел даже догадываться. Рената остановила выбор на восточном балконе, поскольку он находился дальше всего от шумного зала, но вскоре обнаружила, что он уже занят. Подойдя к стеклянной двери, девушка заметила две тёмные фигуры, стоявшие у серых каменных перил. В этих фигурах она узнала папу и Тошу. Они вели беседу. Шёпотом. Это был первый диалог, который девушку заинтересовал. Ей вдруг стало любопытно, о чём эти два человека могут разговаривать дольше трёх секунд. Рената просунула голову в стеклянную дверь и затаила дыхание.

— Месяц в больнице держали. Не дали подохнуть. — Артемий усмехнулся сразу после горького вздоха. — И вот теперь я разрисован этими напоминаниями.

Мужчина кивнул на грудь с ожогами и развёл руками. Антон сочувствующе вздохнул:

— Мне очень жаль, Артемий Викторович. Папа хоть и говорит, что страдания в этом мире неизбежны, но всё же хочется, чтобы их было как можно меньше.

— Всем не поможешь, — пожал плечами Артемий.

— Всем — нет. Но хоть кому-то. Я бы хотел помочь. Что-то изменить. Избавить от боли, от ожогов, шрамов, страданий. Что-то предотвратить. Вовремя позвонить, вызвать скорую, остановить, запретить пойти в опасное место. Мне так жаль, что вы с женой поехали. И вот… Всего-то одно неверное решение.

— Брось. Ты молод ещё. Папа твой прав. Глупо ждать от земного мира совершенства, а от жизни — счастья. Боль утихает, хоть и медленно. Так что потихоньку двигаюсь дальше.

— Насколько дальше? — несмело поинтересовался юноша. Тёма недовольно причмокнул, поняв, что Антон что-то знает. — Можно я задам откровенный вопрос?

— Валяй. Для меня не существует нескромных вопросов.

— Вы давно с ней встречаетесь?

— С кем? — Тёма на всякий случай изобразил человека, беспокоящегося о своей репутации.

— Я видел вас с Таей в коридоре ресторана, — признался Антон. — Это было в августе. Она вас целовала.

Кравченко расхохотался, но после перешёл на шёпот:

— Я не это имел в виду под «двигаться дальше». Я пишу книги о жене. И боль переходит из реальности на листы бумаги. С Таей я не встречаюсь, я ей тогда отказал. Дамир бы мне голову отрубил! А тебе-то чего?

— Ну, я бы… Если она свободна…

— А! Да забирай целиком. Но зачем тебе эта дорогая игрушка? Она ведь только и умеет, что… Я обязан предупредить… Ладно, к чёрту эвфемизмы, скажу