– Тогда давай мы будем парой ленточных червей, – осмелился Айвен.

Этери рассмеялась. С ним было легко. Весело. И не надо бояться впасть в истерику. Интересно, он женат? Спросить? Неловко. А вдруг он гей? Среди англичан много геев…

Этери поняла, что ей ужасно не хочется, чтобы этот англичанин оказался геем. Он ухаживает за ней. Откровенно ухаживает, можно даже сказать, приударяет. Одет нормально, даже консервативно. Костюм – настоящий классический твид, под пиджаком, который он с ее разрешения снял, тонкий, хорошего качества бежевый свитер в ромбик с треугольным вырезом и обычная белая рубашка. Этери устремила взгляд на его уши. Она так и не решилась спросить у Кенни, что означают колечки у него в ухе и означают ли что-нибудь вообще, но у Айвена никаких колец в ушах не было. И слава богу.

– Как бы то ни было, – вернула она разговор в прежнее русло, – в Грузии Этери очень популярное имя. У нас есть эпос – «Этериани».

– Я слышал, что есть опера «Авессалом и Этери», но не знаю, в чем там дело. Это что-то вроде «Ромео и Джульетты»?

– Скорее что-то вроде «Тристана и Изольды». Вариантов множество, но суть сводится вот к чему: Этери была бедной пастушкой, сиротой и при этом немыслимой красавицей. В нее влюбился царевич Авессалом. Моего отца так зовут, – добавила Этери. – Он художник. Авессалом Элиава.

– Прости, я знаю только одного художника Элиаву, – кротко извинился Айвен. – Его звали Александром.

– Это мой дедушка. Папе ужасно обидно, что дед его затмевает. Ладно, это ты меня извини, я отвлеклась. Итак, Авессалом насмерть влюбился в Этери. Она в него, ясное дело, тоже. А его отец, царь, страшно разгневался: у Авессалома уже есть невеста, царевна из соседней страны, они обручены с колыбели. Из-за Этери вспыхнула война с соседним царством. И был у царя хитрый и коварный визирь Мурман… Ты понимаешь, что такое визирь?

Айвен кивнул.

– По-английски так и будет – vizier. И что же дальше?

– Мурман тоже безумно влюбился в Этери и пообещал царю, что колдовством освободит царевича от любви к ней, но при условии, что Этери достанется ему. Царь пообещал. Мурман пошел к колдуну и в обмен на свою бессмертную душу достал страшную отраву и противоядие. Он подсыпал отраву Этери, и она заболела. Не просто заболела, она запаршивела, все тело покрылось червями. Стоило оторвать одного, как на его месте вырастал клубок новых. Мурман объявил, что вылечит Этери, если она расстанется с Авессаломом и будет принадлежать ему, Мурману. Но Авессалом так и не разлюбил Этери, даже несмотря на уродство, а узнав, что им придется расстаться, умер от горя. Этери покончила с собой. Царь, тронутый такой великой любовью, приказал похоронить их рядом, но Мурман закопал себя в землю живьем между ними. Даже после смерти он не дает влюбленным соединиться. На могиле Авессалома растет роза, на могиле Этери – фиалка, они тянутся друг к другу, но на могиле Мурмана вырос колючий кустарник, вставший живой изгородью между Авессаломом и Этери.

– Красивая сказка! – Айвен поставил на блюдце допитую чашку. – Кстати, об опере. Хочу пригласить тебя в Ковент-Гарден. В любой день. Скажем, завтра или послезавтра?

– А мы достанем билеты?

– У меня ложа. – Айвен извлек телефон и вошел в Интернет. – Так, завтра «Норма». Послезавтра «Золото Рейна», потом… они всю тетралогию поставили, так что до конца недели – сплошь Вагнер.

– Прости, я не люблю Вагнера.

– Значит, пойдем на «Норму»? Голоса хорошие.

– Пойдем.

– Заметано, как у вас говорится. Можно мне посмотреть твой дом? Я вижу, у тебя тут картины…

– Конечно. – Этери приглашающим жестом повела рукой по воздуху.

Он выбрался из кухонной зоны и обошел кругом всю комнату.

Трехстворчатый платяной шкаф с зеркалом во весь рост, книжные полки, рабочий уголок с письменным столом и компьютером, красивый резной шкафчик с пазами для винных бутылок и весьма впечатляющая винотека. Все устроено разумно, компактно, как он сам устроил бы, будь это его дом.

Айвен принялся рассматривать фотографии. Одна стояла на письменном столе, другие висели в рамочках на стенах. Двое очаровательных мальчиков, один с черными, другой с золотыми волосами. Ее дети… Но он отметил, что ни на одном из снимков нет мужчины. Только дети да лохматые черные собаки. Ему очень хотелось спросить об их папе, но как-нибудь ненавязчиво, а в голову ничего не приходило. Он не знал, что уже решил эту проблему, пригласив ее в оперу, и что ждать осталось совсем недолго.

– Прелестные малыши! – сказал он вслух.

– Когда спят зубами к стенке. – Этери подошла к нему. – А на самом деле сущие черти. Вот это Сандро, а это Нико.

– Сандро – это в честь дедушки?

– Да. Нико тоже в честь дедушки, маминого отца.

– Я вижу, у тебя тут ньюфы… Целых двое!

– Мать и сын.

– Сейчас попробую вспомнить… – Айвен прикрыл глаза, вспоминая. – У Байрона есть эпитафия ньюфу. Этот несчастный ньюф заразился бешенством. Байрон ухаживал за ним до самой смерти, не боясь, что пес его укусит. – Запрокинув голову и по-прежнему прикрыв глаза, он начал декламировать:

Здесь покоятся останки того,

Кто был наделен красотой без тщеславия,

Силой без заносчивости,

Смелостью без злобы

И всеми достоинствами человека,

Но не его пороками.

Сия похвала стала бы нечаянной лестью,

Будь она начертана над человеческим прахом,

Но она лишь дань памяти

Псу по кличке Боцман.

– Очень трогательно. И это чистая правда, – подтвердила Этери. – Ньюфы, они такие и есть. А у тебя есть собака?

– Здесь, в городе, у меня кот. Собака… Я слишком много разъезжаю, не с кем оставить. А если бы и было… Бабушка держала собак, но она работала в… Common Market?

– Общий Рынок, – подсказала Этери.

– Одно время она ездила в Европу каждую неделю, а собаку приходилось с кем-то оставлять. В общем, когда половину времени твою собаку выгуливает кто-то другой, это уже не твоя собака. Да и вообще держать собак в городе… – Айвен покачал головой. – В деревне у меня есть собака. Классическая дворняга по кличке Мерфи.

– Мерфи? – переспросила Этери. – Это как «закон Мерфи»?[45]

– Угадала, – засмеялся Айвен. – Мой Мерфи вечно влипает в истории.

– Но ты ведь его назвал, еще не зная, что он будет влипать в истории?

– Нет, он влипал с самого начала. Я принес его домой щеночком, и он первым делом опрокинул миску с молоком, а в эту самую минуту подул сквозняк, бумаги слетели со стола и попали прямо в молоко. Он грыз мебель, грыз мои туфли, утаскивал их куда-то и запрятывал. Как-то раз сорвался с подоконника и угодил на свежую грядку с петуниями. Сунул нос куда не надо и был укушен пчелой. Пришлось спешно везти его к ветеринару, и я опоздал на самолет. А видела бы ты, как он гоняется за своим хвостом! Мой кот Феллини его глубоко презирает.