— О, мне совестно утруждать вас. На самом деле, вы правы: уже поздно. Я не хотела мешать вам работать.

— Это глупости. Вы же уже пришли.

— Но я не умею играть.

— Нет, я настаиваю. Это короткий мотив, но с большим смыслом. Пожалуйста, раз уж мы начали, теперь я вас не отпущу. Следующая нота — вот эта, нажмите ее указательным пальцем.

Она повернулась к нему.

— Ну же, сыграйте, — сказал он, показывая на клавишу. Она нажала на нее. Глубоко внутри рояля молоточек прыгнул к струне.

— Теперь — соседняя клавиша слева, а потом — над ней. Теперь вернитесь к первой. Да, вот к этой, с которой вы начали. Теперь снова вторая, вот эта. И над ней. Да, вот та. Теперь сыграйте еще раз, побыстрее. — Кхин Мио старательно нажимала на клавиши.

— Звучит не слишком внушительно, — сказала она.

— Звучит, как сама жизнь. Попробуйте еще раз.

— Я не знаю... Может быть, вы сами?

— Нет, у вас прекрасно получается. Вам будет легче, если нижние ноты вы будете брать левой рукой.

— Я боюсь, у меня не получится. Покажите мне. — Она повернулась, ее лицо было совсем рядом.

Сердце Эдгара неожиданно заколотилось, и ему показалось, что Кхин Мио может услышать эти удары. Но музыка придала ему смелости. Он встал, зашел к ней за спину и положил свои руки поверх ее.

— Положите свои руки на мои, — сказал он.

Она медленно подняла руки, на секунду они остановились, паря в воздухе, а потом нежно опустились вниз. Эдгар и Кхин Мио какое-то время не шевелились, прислушиваясь к ощущению, возникшему от соприкосновения их рук. Прочие части тела стали будто пустой оболочкой. Эдгар смотрел на отражение их силуэтов на лакированном красном дереве передней панели. Ее пальцы доставали лишь до половины его.

Пьеса начиналась медленно, как бы осторожно, «фуга фа-диез-минор» из второй части «Хорошо темперированного клавира» всегда вызывала в сознании у Эдгара образ распускающихся цветов, он представлял себе встречи влюбленных, эта пьеса казалась ему песней начала. Он не стал играть ее во время приема саубвы, это была тридцать восьмая пьеса, а он остановился на двадцать четвертой. Поэтому сначала его руки двигались медленно, нерешительно, но под легким грузом пальцев Кхин Мио, он уверенно продвигался от такта к такту. Рояль отвечал им на касание клавиш, внутри него рычажки поднимались и падали, струны дрожали, ряды за рядами выстраивались маленькие причудливые детали из металла, дерева и звука. На крышке рояля в подсвечнике трепетали огоньки свечей.

Пока они играли, прядь волос выбилась в том месте, где у нее был пришпилен цветок, и коснулась его губ. Эдгар не отстранился, но прикрыл глаза и придвинул лицо еще ближе, так, что прядь двигалась по его щеке в такт музыке и снова коснулась губ, потом — ресниц.

Мелодия ускорилась, затем мягко, нежно спустилась ниже и — закончилась.

Их руки лежали на клавишах — ни он, ни она не спешили их разъединить. Кхин Мио слегка повернула голову, ее глаза были закрыты. Она произнесла его имя, беззвучно, одним дыханием.

Он спросил:

— Ты поэтому пришла сегодня?

— Нет, мистер Дрейк. — Теперь она говорила шепотом: — Я была здесь всегда.

Эдгар наклонился ниже и коснулся губами ее кожи, прохладной и влажной от испарины. Он вдыхал запах ее волос, чувствовал губами соль на ее шее. Она медленно переплела свои пальцы с его.

В этот момент все в мире замерло, осталось только тепло ее пальцев, гладкость кожи под его мозолями. Свет от свечей танцевал на мягкой поверхности ее щеки, выхватывая из темноты контуры цветка. Они оставались в таком положении несколько секунд, а может, больше — время отсчитывали лишь сверчки.

Кхин Мио первой разорвала их объятия, мягко высвободив свои руки из рук Эдгара, все еще лежащих на клавишах. Она коснулась пальцами его плеч: «Я должна идти». Он снова закрыл глаза, в последний раз вдохнул ее запах и отпустил ее.

Он провел ночь у рояля, то засыпая, то просыпаясь. Было еще темно, когда его разбудил скрип открываемой двери и звук шагов. Он открыл глаза, ожидая увидеть детей, но обнаружил перед собой пожилую женщину.

— Вы нужны доктору. Быстрее, — сказала она, от нее пахло несвежей рыбой.

— Простите? — Он сел, все еще не до конца проснувшись.

— Вы нужны доктору Кэрролу. Быстрее.

Он встал и одернул рубашку. Наконец он понял, что этот вызов доктора как-то связан с прошлым вечером, с Кхин Мио.

Старуха повела его на улицу. Занимался рассвет, было холодно, солнце было еще где-то далеко за горами. У дверей приемной она улыбнулась, обнажив полный рот черных от бетеля зубов, и поковыляла обратно по тропе. Доктор был в приемной, он склонился над раскиданными по столу картами.

— Вы меня звали, — сказал Эдгар.

— Да, здравствуйте, мистер Дрейк, садитесь, пожалуйста. — Он указал на стул.

— Эдгар сел и стал смотреть, как доктор сосредоточенно перебирает карты, одна рука скользит по линиям на бумаге, другая массирует заднюю часть шеи. Вдруг он посмотрел на Эдгара и стащил с носа пенсне.

— Мистер Дрейк, приношу вам свои извинения за то, что разбудил вас так рано.

— Ничего страшного. Я...

— Но дело не терпит отлагательства, — прервал его доктор. — Я несколько часов назад вернулся из Монгпана, мы неслись вскачь, — его голос был каким-то необычным, он казался рассеянным, говорил формальным тоном, оттенок близости куда-то улетучился. Только теперь Эдгар заметил, что на Кэрроле все еще дорожная одежда, забрызганная грязью. На поясе висел пистолет. Эдгара пронзило внезапное чувство вины перед доктором: «Нет, это не из-за Кхин Мио».

— Мистер Дрейк, будет лучше, если я скажу вам все напрямик.

— Конечно, но...

— На Маэ Луин собираются напасть.

Эдгар подался вперед, словно чтобы лучше расслышать.

— То есть, я не понимаю. Как — напасть?

— Может быть, уже сегодня ночью.

Наступила тишина. На секунду Эдгар подумал, что это, может быть, шутка, что есть еще что-то, что доктор должен объяснить. Он снова поглядел на пистолет, на грязную рубашку, на опухшие глаза Кэррола, он казался измотанным.

— Вы не шутите, — сказал он как будто сам себе. — Но я думал, мы заключили соглашение. Вы сказали мне...

— Соглашение остается в силе. Это не Лимбинский союз.

— Тогда кто же?

— Другие. У меня есть враги. Вероятно, это переметнувшиеся союзники, люди, которых я раньше считал друзьями, но в лояльности которых я теперь вынужден усомниться. — Он снова взглянул на карту. — Я хотел бы объяснить вам больше, но мы должны подготовиться... — Он помолчал, прежде чем снова поднять глаза. — Пока я больше ничего не могу вам сказать. За месяц до вашего приезда на нас уже нападали — вы это знаете, вас из-за этого задержали в Мандалае. Несколько нападавших были позже схвачены, но они отказались открыть, кто руководил ими, даже под пыткой. Некоторые утверждали, что они всего лишь грабители, но я никогда не видел, чтобы простые грабители были так хорошо вооружены. Более того, часть их винтовок были британского производства, что означает, что они были украдены или же что бывшие союзники меня предали.