вместе. Латышский лидер Горбунов приехал из Риги, чтобы присоединиться к ним и подписать с Ельциным аналогичный договор между РСФСР и Латвийской Республикой. Ландсбергис, остававшийся в Литве, присоединился к ним по телефону[606]. Ельцин и три прибалтийских руководителя выпустили совместное заявление, обращенное к ООН и «другим международным организациям» с осуждением «актов вооруженного насилия против самостоятельности Балтийских государств и их мирного населения». Российский лидер также призвал российских офицеров, сержантов и рядовых, которые проходили службу в Прибалтийских государствах, не быть инструментом в руках «реакционных сил». В то же время Ельцин адресовался к русским, проживающим в Прибалтике: их права будут защищены независимо от того, каким будет их будущее гражданство. Ни в одном из этих документов и обращений не упоминался Советский Союз и советская конституция. Поддержка Ельцина была крайне важна для прибалтов. Его советник Геннадий Бурбулис, сопровождавший Ельцина в поездке, считал, что это важная веха в создании новой России. Бурбулис вспоминал, что обращение в ООН было «первым публичным актом Российской Федерации, когда Россия выступала как бы полноправным субъектом международного права»[607].

Поездке Ельцина в Прибалтику предшествовали две недели обсуждения и подготовки в его окружении. 26 декабря 1990 года Ельцин встретился со своим консультативным советом. Разговор шел о «правом повороте» Горбачева к силовым решениям, к авторитаризму. Бурбулис, который вел совещание, настаивал, что союз России с прибалтами и другими республиками – единственная возможность противостоять сползанию страны обратно в тоталитаризм. Другие советники утверждали, что Российской Федерации нужно начать формировать «теневую» армию из отставных офицеров и ветеранов войн, привлечь пророссийски настроенную часть КГБ и милиции[608]. Георгий Арбатов, директор Института США и Канады, возразил. Он говорил, что в КГБ и в армии после ухода из Восточной Европы поняли, что могут потерять все и, несмотря на всю нелюбовь к Горбачеву, вынуждены сплотиться вокруг союзного центра. Нужно обратиться к парламентам и призвать народы прибалтийских республик не играть с огнем. Арбатов утверждал, что в Прибалтике Ельцину лучше служить связующим звеном между литовскими националистами, русскоговорящим населением и советскими военными. «Россия должна думать не только о себе, – подытожил Арбатов, – а становиться соединяющим центром всей страны»[609].

Ельцин хотел стать лидером всех русских, невзирая на политические разногласия. Он даже обращался к русским эмигрантам за пределами Советского Союза с призывом к объединению[610]. В то же время он был резко против примирения с Горбачевым и был уверен, что КГБ на него охотится, даже пытается его устранить. Ельцин упорно следовал идее «перевернутой пирамиды», где три славянские республики и Казахстан должны объединиться против центрального руководства. Он говорил, что прибалтийские республики также присоединятся к союзу наряду с Молдавией и Грузией. Это был авантюрный, надуманный план, соперничающий с новым Союзным договором Горбачева[611].

Катастрофа Горбачева в Прибалтике, казалось, подкрепляла политическую интуицию Ельцина. Действия российского лидера, его союз с прибалтами против центра больше не выглядели безрассудными и сеющими рознь. Напротив, вся московская либерально мыслящая элита его поддерживала и восхищалась им. Ельцин решил полностью воспользоваться затруднительным положением Горбачева. 21 января он обратился к российскому парламенту с жестким анализом ситуации. Осудил «шестилетку» правления Горбачева, его колебания между демократией и авторитаризмом. Снова высказал свою любимую идею перевернутой пирамиды. Одним словом, руководитель самой крупной республики в СССР открыто призывал к мятежу против центра, и большинство образованных россиян его поддерживали[612].

7 февраля 1991 года Крючков отправил Горбачеву меморандум о политической обстановке в стране, окрашенный в самые мрачные тона. «Политика умиротворения агрессивного крыла «демократических движений, – гласил он, – позволяет псевдодемократам беспрепятственно реализовать свои замыслы по захвату власти». Подрывные элементы под предводительством Ельцина, доказывал шеф КГБ, перехватили инициативу у перестройки. Вместо реконструкции социализма они хотели разрушить социалистический строй. Крючков признавал, что после кровопролития в Прибалтике Горбачев утратил поддержку «научной и гуманитарной интеллигенции». И все же, – заключал он, – еще оставалась возможность для политического действия. Верховный Совет и Съезд Советов СССР не поддерживают Ельцина. Глава КГБ писал, что «нельзя исключать возможность образования в соответствующий момент временных структур в рамках осуществления чрезвычайных мер, предоставленных президенту Верховным Советом СССР»[613]. Крючков сформулировал эту мысль крайне осторожно, заимствуя бюрократические формулировки непосредственно из выступлений Горбачева.

НОВАЯ СИЛЬНАЯ РУКА

В окружении Горбачева появился новый человек действия – Валентин Павлов, заменивший Рыжкова на должности премьер-министра Советского правительства. Верховный Совет утвердил его назначение Горбачевым 14 января 1991 года. Мемуары Павлова, настоящее минное поле для историков, содержат множество искаженных фактов и вздорных утверждений. Автор разрывается между презрением к Горбачеву и желанием оправдать свои действия. И все-таки эта книга является ценным источником сведений о самом Павлове. В ней он подает себя профессионалом, которого не интересовали политические дрязги или международные дела Горбачева. Его сферой были экономика и финансы – область, которой ему поручил заниматься советский президент[614].

В воспоминаниях Павлов пишет о двух типах людей в советских элитах и российском правительстве, которые работали над разрушением Советского Союза. Одни, как Горбачев и Рыжков, разваливали государство и его экономику по неведению и исходя из своих краткосрочных интересов. Другие были убежденными могильщиками СССР – Ельцин, Попов, Собчак и многие члены «Демократической России». «Демороссам и стоявшим за ними силам нужны были великие потрясения», – подытожил Павлов. Это была почти цитата из речи премьер-министра Петра Столыпина в Государственной Думе в июне 1907-го, когда он заявил радикальным депутатам: «Вам нужны великие потрясения – нам нужна великая Россия!» Столыпин действовал от имени слабого царя Николая II в стремлении провести консервативные реформы авторитарным путем ради спасения Российского государства. Павлов вспоминал: «Скажу откровенно и без всякой рисовки: став премьером, я все-таки рассчитывал, надеялся предотвратить распад великой державы. Государство еще существовало. И его можно было спасти, употребив законную власть, прежде всего в финансовой сфере»[615]. Черняев полагал, что Павлов способен заменить Горбачева: «Он умен и профессионален. Перед ним всякие парламентарии щенки. Он их презирает и с ходу бьет любой их аргумент. Он циник и в отличие от Рыжкова не держится за место. Ему наплевать, что они и вообще вся «эта общественность» о нем думают. Он будет делать так, как он себе представляет правильным[616].

Павлов верил в то, чем пренебрегали многие другие в советском руководстве, – что реальная власть зависит от контроля государства над денежной массой. Пока существовала налоговая и финансовая система, Советский Союз мог выжить[617]. Павлов уже осенью 1989 года понимал, что центральное правительство отдало