В квартале царила звенящая тишина. Из особняка не доносилось ни звука. Свет из окон рабочего кабинета мягко лился на листву, придавая ей серебристый оттенок. Мысленно сравнив свою нынешнюю ситуацию с положением Жана Марея, который в данную минуту, удобно устроившись в окружении книг, должно быть, по крупицам восстанавливал жизнь английских денди былых времен, граф де Праз раздраженно взмахнул рукой, отчего восхитительный сиамский кот, лениво проходивший мимо, резко остановился и с удивлением уставился на него светящимися в темноте глазами.

Прождав минут тридцать, Лионель уловил легкий шорох в траве: к нему кто-то осторожно приближался. То был Обри.

– Увы, но я остался ни с чем, ваше сиятельство, – проворчал тот. – Потерял этого типа из виду. Когда перебежал на ту сторону улицы, там уже никого не было. Я, конечно, пошел наугад, но он словно сквозь землю провалился. Досадно, но что поделаешь?

– Кто, по-вашему, это мог быть? – прошептал Лионель. – Вор? Или…

– Как знать, ваше сиятельство? Может, и вовсе убийца. Уж больно мерзкий и зловещий у него был вид.

Граф промолчал. Его охватила тревога, но из самолюбия он решил не выказывать этого чувства. У скрывшегося вора почему-то не было с собой никакой ноши. Если он что-то и украл, то нечто компактное, такое, что легко спрятать на теле. Разумеется, банкноты или драгоценные камни занимают не так уж и много места; можно незаметно для окружающих пронести под одеждой сотни тысяч франков. Но что, если, совершив кражу, этот тип убил хозяина? Вдруг завтра утром в доме найдут труп Жана Марея; вдруг в данную минуту он не сидит за письменным столом, а валяется на полу в крови, застреленный или зарезанный неизвестным злоумышленником? «А ведь все может и для меня сложиться самым печальным образом! – мелькнуло в голове у Лионеля. – Вдруг так или иначе выяснится, что, пока разбойник расправлялся с Мареем, я, граф де Праз, зачем-то несколько часов подряд простоял перед особняком жертвы, спрятавшись в кустах, словно дожидаясь благоприятного момента для проникновения в дом. Почва влажная, на ней наверняка остались следы, которые выдадут мое и Обри длительное присутствие на месте преступления. Проведенная экспертиза неизбежно покажет, что это отпечатки наших ботинок… По́лно, и что это я только выдумываю!»

Тем не менее, ощупав одежду, граф удостоверился в том, что из карманов не выпало ничего такого, что могло бы помочь сыщикам напасть на след, и сказал себе, что перед уходом нужно будет хорошенько утоптать землю.

Шло время, отмеряемое отдаленным боем часов, но никто таинственно не появлялся (как они на то надеялись), дабы нарушить трудолюбивое бдение Жана Марея.

В четыре часа утра, угрюмые и продрогшие, они уже намеревались снять осаду, как вдруг где-то вдали залаяла собака. Лай – настойчивый, гневный – приближался к ним минуту-другую, затем резко оборвался.

– Подождем еще немного, – предложил Обри.

Замерев в ожидании, они вскоре различили тень, мелькнувшую на фоне строений и двигавшуюся справа. Уже чуть потускневший свет уличных фонарей позволил им тотчас же узнать бродягу, покинувшего особняк в половине двенадцатого.

– Ну и дела! – пробормотал Обри.

Неизвестный шел прямо на них и, видимо полагая, что в пятом часу утра весь Париж мирно спит, уже не прятал лицо под козырьком фуражки и воротником. Он приближался уверенной развязной походкой, не лишенной, однако, грации.

Две пары глаз, уставившиеся на незнакомца сквозь листву, жадно подстерегали тот самый момент, когда можно будет отчетливо разглядеть черты лица таинственного субъекта… И вот этот миг наступил, – к своему глубочайшему изумлению, Лионель и Обри узнали лицо, но их изумление сменилось настоящим потрясением, ибо если лицо они и узнали, то не узнали его выражения.

Перед ними, вне всякого сомнения, был Жан Марей, но какой-то необычный, с бегающими глазами и распутной ухмылкой, Жан Марей, словно сжигаемый каким-то неведомым внутренним огнем.

Лионель медленно схватил Обри за руку, а странный человек, бесшумно отворив дверь и осторожно переступив порог, исчез в глубине дома…

– Ничего себе! – прошептал Обри.

Окна наверху по-прежнему прорезывали темноту ночи светлыми стрелами. Одно из них распахнулось, с металлическим звоном щелкнули ставни, и на каменном балконе появился апаш с сигаретой в зубах. Через несколько секунд он, правда, вернулся в комнату, на ходу снимая пиджак.

Вскоре он снова возник на балконе, все еще продолжая курить, но облаченный уже в элегантный домашний халат, безупречно облегавший стройную фигуру. Прислонившись к открытой ставне, он устремил взгляд на звезды, эффектно, как заправский клубмен, держа сигарету между указательным и средним пальцем правой руки. В его изящном профиле, выделявшемся в полосе мягкого света, не осталось и следа прежнего неприятного выражения. Жан Марей снова стал Жаном Мареем.

Наконец он удалился. Свет везде погас. Граф де Праз и его приспешник выбрались из укрытия, а когда отошли на некоторое расстояние от особняка, Обри, все еще шокированный увиденным, остановившись, спросил:

– Что бы это могло значить, ваше сиятельство?

– Да все ясно как день, – ответил Лионель с торжествующе-зловещей улыбкой.

– Ясно как день?

– Ну да, это очень простой, очень известный феномен, и называется он «раздвоение личности».

– Да неужели? – пробормотал Обри.

Глава 7

Семейный альбом

Рассвет еще только занимался и первые воробьи лишь начали шумно будить в листве деревьев сородичей, когда Лионель де Праз вернулся домой.

То, как мы уже знаем, был для него обычный час возвращения. Если бы его кузина Жильберта случайно проснулась на заре и ей пришло бы в голову выглянуть в окно, чтобы насладиться очарованием зарождающегося утра, она бы не нашла ничего подозрительного в том, что молодой кутила заканчивает день тогда, когда большинство людей только начинают.

Впрочем, ее бы удивило другое: вместо того чтобы отправиться в буфетную и выпить там чего-нибудь прохладительного и пенистого, Лионель решительной и твердой походкой проследовал в библиотеку, сверился с каталогом и снял с полок несколько книг в строгих кожаных переплетах. Затем спрятал их под полой пальто, словно стесняясь столь благородной ноши, и с необычайной осторожностью поднялся к себе в комнату.

Мадам де Праз между тем уловила его шаги. У нее был тонкий слух и чуткий сон, да и потом, всю ночь, хотя она и прекрасно уснула, из глубин ее подсознания никак не шла мысль о том, что Лионель и Обри в это самое время следят за особняком Жана Марея. Что они делали? Что обнаружили? Может, и ничего. И все же эта мысль тревожила графиню даже сквозь сон, точно глухое тиканье будильника. И вот, в ранний час возвращения сына,