признали, что это если и не совершенно невозможно, то, как минимум, маловероятно. Я сразу же сказала тетушке и отцу, что, на мой взгляд, гадюка только проникла в комнату через отверстие в ставне, а уползла через одну из дверей за те ужасные два часа, которые прошли с момента нашего пробуждения до той минуты, как мы бросились искать змею. Когда мы с тетушкой утром вбежали в комнату и увидели маму мертвой, змея, вероятно, пряталась где-то поблизости: в углу, под кроватью, за шкафом или еще где-нибудь. Как подумаю об этом, меня до сих пор бьет дрожь!

Куда она подевалась, эта гадюка? Наше отчаяние было велико, но еще бо́льшим был сковавший нас страх. Несколько дней и ночей мы искали змею: сдвинули мебель, сняли со стен деревянные панели, исследовали водопроводные трубы, заглянули в печи, обработали дымом калориферы, зацементировали все отверстия. Парк мы обшарили метр за метром, деревню и лес обошли во всех направлениях. Увы, наши поиски не дали никаких результатов. Думаю, все это изначально не имело смысла, если учесть, что змея могла ускользнуть через земляные норы, спрятаться в дуплах деревьев, скрыться в траве и так далее. Существуют тысячи мест, где пестрая рептилия, замерев, останется незамеченной, а движется она с такой скоростью, что нам никогда ее не догнать и не перехитрить.

Мне тогда было всего тринадцать. Мамина смерть произвела на меня столь гнетущее впечатление, что меня увезли из Люверси, казавшегося мне адом. Мне повсюду мерещились змеи, да и сейчас мерещатся – вы сами в этом могли убедиться.

Жан Марей выслушал этот рассказ с живейшим вниманием, поборов свою привычную рассеянность.

– То есть змею так и не поймали? – уточнил он.

– С тех пор ее никто больше не видел, – сказала Жильберта. – Но что это доказывает? Ровным счетом ничего. Эти твари живут по сто лет. В любом случае я не вернусь в Люверси даже за все золото мира!

– Выходит, вы туда так и не возвращались?

– Ни разу. Жутко боюсь. Решусь на поездку, только если мне покажут эту гадюку мертвой. Уж я-то ее узна́ю, не сомневайтесь: двух таких быть не может! А пока же пусть Люверси обходится без меня, хотя я по нему и скучаю. С ним у меня связано столько чудесных воспоминаний – и радостных, и печальных! Если бы вы знали, Жан, как я люблю этот замок и его вековые деревья! Когда думаю о нем, мне кажется, будто у меня остался там добрый и милый дедушка! И такая грусть накатывает… Как бы я хотела съездить туда, обнять его, расцеловать!.. Но не осмеливаюсь.

– Стало быть, вы будете счастливы, если кто-нибудь доставит вам эту гадюку из Люверси – живой или мертвой?

Жильберта печально пожала плечами: в подобный исход ей не очень-то верилось. Но, посмотрев Марею прямо в глаза, она прочла в них такое горячее участие, что не удержалась и протянула ему обе руки. Влюбленные отдались своему счастью, совершенно позабыв про тетушку, на губах которой играла деланая улыбка. Мадам де Праз внешне выказывала благосклонность этому любовному дуэту, однако же было понятно: он ей неприятен, – поэтому Марей нисколько не удивился, когда графиня, нарушив их идиллию, продолжила беседу о Люверси и гадюке.

– Моя дорогая девочка, – сказала она, придав лицу выражение доброты и участливости, – тебе придется пересилить себя и побороть свое предубеждение. Пора, давно пора. Вот уже более пяти лет эту змею никто не видел, следовательно она мертва. Лично я всегда полагала, что мы замуровали ее в одной из тех дыр, которые тщательно залили цементом. Опасность очевидно миновала, и, если бы ты положилась на это мое утверждение, мы, вместо того чтобы ездить в Довиль, как в прошлом году, или в Экс-ле-Бэн, как в позапрошлом, нынешним летом отправились бы в Люверси.

– Ну уж нет, тетушка, ни за что! – испуганно отмахнулась Жильберта. – Не желаю даже думать об этом.

– Мсье Марей, – попросила мадам де Праз, – убедите ее. К вам она прислушается. Люверси – восхитительное имение, подобного которому нет на всем белом свете!

– Это я и сама знаю, тетушка, – заметила мадемуазель Лаваль. – Но – что вы хотите? – я же умру там от страха!

Жан Марей и графиня смотрели на нее с одной и той же снисходительной и нежной улыбкой.

– Возможно, нам не следует ее торопить, – промолвил молодой человек.

«Ах, господи! – с досадой подумала мадам де Праз. – Эти двое всегда будут заодно!»

– Да и потом, как знать? – добавил Марей. – Как я уже говорил, Жильберта: вдруг кто-нибудь принесет вам ту злополучную змею живой или мертвой?

И, несмотря на присутствие Жильберты и ее тетушки, он предался мечтаниям, мысленно словно отдалившись от них и унесясь в те загадочные края, которые у нас принято называть воздушным именем «облака».

Впрочем, его мечтательность, похоже, не была лишена некоего смутного беспокойства, потому что складка на лбу выдавала легкую тревогу и напряженную работу мысли.

– Спуститесь с небес на грешную землю, – мягко попросила его Жильберта.

Лицо Жана Марея тотчас же просветлело, и он поспешил объясниться:

– Забавно, но меня гадюки никогда не пугали, скорее наоборот. Знаете, я довольно долго жил в Индии. Так вот, там ничто не интересовало меня так, как заклинатели змей. С несколькими из них я даже подружился и, должен вам признаться, сам немного научился их искусству. Я свистел в особую индусскую дудочку, заставляя рептилий неспешно танцевать. Между прочим, туземцы меня хвалили – уверяли, будто я достиг в этом ремесле больших успехов.

– Правда? – восхищенно воскликнула Жильберта. – Что ж, тогда ваше бесстрашие и моя трусость будут друг друга уравновешивать! Все к лучшему, не так ли? Но скажите, именно это вас так забеспокоило?

– Вовсе нет. Просто… я думал о змеях. На меня вдруг нахлынуло какое-то смутное старое воспоминание, потонувшее в тумане забвения. Но это сущий пустяк, не придавайте значения.

– Но выходит, – продолжала Жильберта, развивая тему своих страхов, – змей можно заставить танцевать?

– Да, под звуки свирели. Но почему бы нам пока не оставить змей в покое? Вас, наверное, уже утомила беседа на столь неприятную, хотя и увлекательную тему?

– Нет-нет! Давайте поговорим еще.

– Да вы просто играете со своими страхами, потому что знаете: здесь вам бояться нечего.

– Стало быть, они танцуют?

– Приподнимают туловище и покачиваются в такт музыке. Становятся послушными: если их подозвать, они к тебе приблизятся.

– Ох! То есть кто-нибудь, находившийся снаружи, не в самой спальне, мог подозвать к себе вползшую туда гадюку!

Девушка выглядела настолько взволнованной, что Марей даже побледнел немного.

– Чушь! Такое просто невозможно! – фыркнула мадам де Праз.

– Ну