в жизни ребенка и не уеду из Бостона.

Меня поразило, как сильно я возненавидела себя в этот момент. Как оказалась ничуть не лучше всех тех людей, которые оставили мне шрамы.

Всех мистеров Локенов этого мира. Лишенных нравственности, моральных принципов или оси.

– Ладно. Ладно. Меня и это устроит. Когда ты это сделаешь? – спросила Луиза.

Я в оцепенении сунула чек в сумочку под столом. Возникло такое чувство, будто я пережила выход из собственного тела. Будто вовсе не я сейчас сидела перед этой женщиной.

Все к лучшему.

Он причинит тебе боль.

Все мужчины, которым ты доверяла, ее причиняли.

– Сегодня.

– Хорошо. Тогда я буду готова, когда он придет ко мне за утешением. – Она встала, хлопнув в ладоши. – Урсула будет очень рада этой новости.

– Не сомневаюсь. – Я вот-вот рухну на пол, и меня вырвет.

– Ты поступаешь правильно, – заверила она.

Еле кивнув, я указала ей на дверь. Я едва могла дышать, не то что говорить.

Луиза ушла и, закрыв за собой дверь, оставила меня наедине с тяжестью собственного решения, прекрасно зная, что оно уничтожит мою душу.

Тридцатая

Белль

Он меня не отпустит.

Это я знала наверняка.

При всей своей любезности – а Дэвон Уайтхолл в самом деле был хорошим человеком и настоящим джентльменом, – он плохо воспринимал всякую чушь, а мы оба знали, что я подкину ему немало такого бардака, какого никто из нас не заслуживал.

Поэтому я выбрала легкий путь. Я написала ему записку.

Я твердила самой себе, что в этом нет ничего страшного. Я сяду и поговорю с ним лично. Просто мне нужно немного времени, чтобы все переварить. К тому же мне лучше не оставаться в Бостоне, раз я заподозрила, что выжать меня отсюда пытаются две разные враждебно настроенные стороны.

Дэвон справится. Он всегда справлялся. Сильный, окутанный солнцем, блистательный. С его титулом, острым умом и ленивым, угрюмым говором, он точно не пропадет.

Черт, я совершаю самую большую ошибку в своей жизни и делаю это ради своей дочери. Обеспечить ей безопасность важнее всего.

Так вот, значит, каково это – полюбить человека.

Еще до того, как познакомилась с ней. Еще до того, как она появилась на свет.

Я решила написать Дэвону письмо от руки. Хотела оставить что-то личное и не скупиться на слова, сообщая эту новость.

В конце концов, он всегда был добр ко мне.

Мне потребовалось четыре часа, чтобы написать послание, которое не вызывало бы у меня полного отвращения.

Дорогой Дэвон!

Спасибо тебе за гостеприимство и за то, что мирился с моими выходками, которые, давай признаем, не в силах вынести 99,99 % человечества.

Видишь ли, я не думаю, что совместное проживание идет нам на пользу.

Ты несчастен из-за меня, а мне из-за тебя становится не по себе.

Чувства, которые ты пробуждаешь во мне, ранят и причиняют боль.

А ты вчера чуть не пробил дыру в стене своей спальни, и все из-за меня.

Я знаю, что все непросто, но знай: сегодня я подала заявление, и полиция включилась в работу. Обещаю, что буду всегда носить с собой оружие и быть осторожной, но я так больше не могу.

Боюсь, если мы продолжим наши отношения, то стресс скажется на ребенке, а я должна ставить ее превыше всего. Превыше тебя. Превыше себя.

Я счастлива, что прошла эту часть жизненного пути вместе с тобой, и прошу, чтобы мы остались друзьями.

На этом я сделаю шаг назад и попытаюсь заглянуть внутрь себя, чтобы найти сострадание и доверие, которых ты заслуживаешь.

С любовью,

Белль

P. S. Ты должен жениться на Луизе. Она любит тебя.

Тридцать первая

Белль

Пятнадцать лет

К началу десятого класса я отстригла челку.

Но так и не стала чьей-то телкой.

Идея, конечно же, принадлежала Россу.

– Тебе очень идет челка. Обожаю твои волосы. Их поразительно легко укладывать. Мне мою челку приходится выпрямлять каждое утро, – ноет Росс.

Мы заключили сделку: я отстригу нам обоим челки, а он согласится пойти со мной на занятия крав-мага. Мы занимаемся трижды в неделю. Инструкторы уже устали видеть наши лица. Но я больше никогда не оставлю свою судьбу в руках незнакомых мне мужчин.

Я высматриваю тренера Локена в коридорах, в классах, в столовой. Больше не позволю ему сделать это со мной, и месть непременно нагрянет. Я просмотрела достаточно документальных фильмов и новостных выпусков и теперь точно знаю: если сдам его властям, это ничего не даст. Мне нужно взять правосудие в свои руки. Ведь неважно, избежит он наказания за содеянное или нет, моя жизнь все равно будет навсегда испорчена.

Я отказываюсь становиться для всех девчонкой, которая крутила шашни со своим тренером. Которая месяцами позволяла ему ласкать ее ртом, а потом – ой-ей – испугалась и рассказала маме с папой, когда он лишил ее девственности. Нет. К черту. У меня есть план.

Тренер Локен держится в стороне.

Один месяц сменяется другим, и мне уже почти удается дышать полной грудью. А потом одним ясным субботним утром, когда мама жарит блинчики внизу, папа читает газету, а Персефона болтает по телефону с Сейлор, кое-что происходит.

Случившееся странно само по себе, потому что в остальном стоит самая обычная суббота. Ничем не примечательная. Сквозь щель под дверью ванной проникает запах блинчиков. Как и смех Персефоны, которая обсуждает с Сейлор, какие наши родители до ужаса романтичные (Сейлор, к сожалению, тоже отпрыск двух людей, которым пора перестать лапать друг друга у всех на виду).

Мне приходит сообщение от Локена.

Если расскажешь кому-то,

я сделаю это снова.

Имей в виду.

Считайте, что предупреждение получено.

Меня сейчас вырвет.

Но, кажется, я знаю, почему он так уверенно заявляет мне об этом: он знает, что власти ни черта не сделают. Школьный совет никогда мне не поверит. В местном полицейском участке работает куча его одноклассников, с которыми он пьет пиво, и в Южном районе попросту не принято обращаться в полицию. Здесь разбираются со своими проблемами самостоятельно.

Я сажусь на унитаз и писаю. Чувствую, что уже закончила – мочевой пузырь пуст.