Элен мчалась в сторону парадной лестницы, надеясь спуститься по ней на площадь перед дворцом или хотя бы попасть в руки стражников, которые помогут ей избавиться от «лучшей подруги».

Но оказалось, что путь вниз отрезан, второй этаж был полностью охвачен бушующим пламенем. Вверх по лестничному проему валил дым, и по ковру, устилавшему мраморные ступени, ползли торопливые языки пламени.

Элен затравленно оглянулась — по коридору, стремительно ковыляя, приближалась Лавиния с поблескивающим в руке кинжалом.

— С вашей стороны было очень вежливо дать мне возможность расквитаться с вами, сэр, — наступал дон Мануэль, изобретательно орудуя клинком.

— Я очень рад, что даже в подобной ситуации вы способны оценить хорошее обхождение, — отбивался сэр Фаренгейт. Он с первого удара почувствовал, что поединок будет нелегким. Дон Мануэль был прекрасно образован в фехтовальном смысле и плюс к этому молод и силен. «Встретиться бы с ним лет десять назад», — думал сэр Фаренгейт, с трудом отражая настырные и хитрые удары молодого испанца. Умом капитан прекрасно понимал действия противника, но рука немела, а дыхание перехватывало.

— Вы хорошо держитесь для ваших лет, — издевательским тоном сообщил дон Мануэль — он чувствовал, что побеждает, и не мог отказать себе в удовольствии покуражиться. — Я пощадил бы вашу старость, но, думаю, вы были бы оскорблены таким проявлением снисходительности.

Сэр Фаренгейт отступил вплотную ко дворцу и отбивался, прижавшись спиной к высоким дверям. Он уже не мог отвечать на издевательские реплики своего молодого соперника — не хватало дыхания, а выпады дона Мануэля становились все более угрожающими. Один раз он увернулся в последний момент, и острие, направленное ему в грудь, скользнуло по одному из бронзовых шишаков, которыми была обита дверь.

— Вы, я вижу, привыкли растягивать удовольствие, — сказал дон Мануэль, опять идя на сближение с капитаном.

В этот момент с треском лопнули стекла в нескольких окнах второго этажа и пламя с гудением вырвалось наружу. Мельком покосившись в сторону пламенных языков, дон Мануэль пробормотал:

— Пора кончать.

Элен бежала по анфиладе комнат, пытаясь каждый раз закрыть двери и отделить себя ими от преследовательницы. Но раз за разом это ей не удавалось. Хотя Элен выбивалась из сил, упираясь плечом в створки, Лавиния была явно сильнее. Одним наступающим ударом она отшвыривала испуганную «белую рабыню» на середину следующей залы. Элен спешила к очередным дверям — и все повторялось сначала: и судорожные попытки забаррикадироваться, и мощный удар, все сметающий на своем пути.

На втором этаже почти изо всех окон хлестало пламя. Весь третий этаж был пуст и как будто неторопливо плыл по волнам пламени.

Дворец Амонтильядо был велик, но и его анфилады были не бесконечны. Элен поняла это, оказавшись в угловой комнате, — дальше бежать было некуда. Она начала придвигать к закрытым дверям все, что попадалось ей под руки, строя баррикаду. Отчаяние и в нее вселило дополнительные силы. Она в одиночку подвинула большой письменный стол и одним движением взгромоздила на него кресло, которое в другой обстановке вряд ли смогла бы сдвинуть с места. В следующее мгновение дала о себе знать Лавиния. Страшный удар сотряс закрытые двери. Свирепая хромоножка, находясь под действием старинного индейского наркотического средства, была сильнее и опаснее разъяренного дона Диего. Она поняла, что добыча загнана в угол, и это сообщило ее усилиям дополнительную энергию.

Элен прижалась спиной к тумбе стола, уперлась ногами в большой книжный шкаф и пыталась сопротивляться этому натиску. Она стояла насмерть, от невероятных усилий и отчаяния слезы текли из глаз, пальцы царапали по паркету, но при этом Элен чувствовала, что неспособна удержать свои позиции. Еще удар, два, еще несколько мгновений — и Лавиния будет здесь.

В этот раз капитан Фаренгейт не успел увернуться, и рапира дона Мануэля попала ему в горло. Старик упал на колени, схватился руками за рану и, покачавшись, рухнул на бок.

— Пора кончать, — автоматически повторил дон Мануэль, стоя над трупом своего злейшего врага, который посмертно перейдет вскоре в разряд его родственников.

Теперь ему нужно было разобраться с этим неожиданным пожаром. Элен находится на третьем этаже, надо туда как-то проникнуть. Он отступил на несколько шагов от трупа и поднял рапиру, собираясь вытереть ее о край плаща, и вдруг услышал:

— Не спешите, дон Мануэль.

Испанец резко обернулся — всего в нескольких шагах от него стоял Энтони. В руках он сжимал шпагу, видимо, подобранную по дороге из тюрьмы.

Дон Мануэль довольно быстро пришел в себя, к нему вернулась его обычная самонадеянность. Он отлично помнил, в каком состоянии был Энтони еще сегодня днем. И эта человеческая развалина взяла в руки оружие? Что ж, чем меньше останется сегодня родственников у Элен, тем лучше.

— Вы хотели узнать, чья кровь на моем клинке? Я вам отвечу — кровь вашего отца. Если хотите, я могу смешать ее с вашей.

Энтони был не склонен к ведению светской беседы параллельно с поединком, он молча кинулся в атаку. После нескольких выпадов и контрвыпадов дон Мануэль заметил:

— Знаете, милейший, очень ощущается, что вы давно не держали оружия в руках. В этом деле только повседневные упражнения — залог успеха. В вашем положении было неблагоразумно пренебрегать ими.

Энтони и сам чувствовал, что шпага не слишком хорошо его слушается. Его покормили в кордегардии перед тем, как предъявить отцу, но этого было явно недостаточно, чтобы компенсировать несколько недель существования на тюремном рационе. Но даже сильнее, чем телесная слабость, Энтони мешала неразбериха в мыслях. Еще час назад он валялся на своей соломе в полной уверенности, что Элен его предала, что жизнь его кончена и дальнейшее существование не имеет ни малейшего смысла. Но вдруг явилась Аранта (ей пришлось отдать свои серьги и браслеты стражникам, чтобы они согласились ее пропустить в камеру Энтони, и самой остаться там вместо него), она в несколько секунд, которые у нее были, успела сказать много взволнованных слов, но в них оказалось не так уж много содержания. Маленькая испанка, проявляя истинную доблесть, не умела выражаться лаконично. По крайней мере одно Энтони понял — все обстоит не так просто и не так мрачно, как ему казалось. Имеет смысл еще раз объясниться с Элен.

— Что с вами, сэр Энтони, обычно вы весьма словоохотливы во время фехтовальных развлечений!

Лейтенант продолжал молча отступать под натиском неумолимо надвигающегося испанца, и конец его был бы, скорей всего, столь же печален, как конец сэра Фаренгейта, если бы не страшный вопль, донесшийся сверху.

Сражающиеся невольно разошлись на несколько шагов и подняли головы. Второй этаж пылал; в проеме между окнами третьего этажа стояла на узком карнизе Элен, с ужасом глядя вниз. Из открытого окна к ней тянулось странное существо в черном костюме. Ни дон Мануэль, ни Энтони не узнали в нем Лавинию. В правой руке она держала свой кинжал, которым пыталась дотянуться до своей жертвы. Она наносила один удар за другим и каждый раз промах сопровождала разочарованным криком. Элен медленно отступала по узкому карнизу, лезвие ножа то и дело царапало стену в нескольких дюймах от ее плеча. Один раз Лавинии удалось зацепить руку Элен, и брызги крови окрасили белое платье. Понимая, что из окна ей дотянуться до жертвы не удастся, Лавиния тоже начала выбираться на карниз. В отличие от Элен она передвигалась лицом к стене, держась за ее выступы левой рукой, отводя правую для удара. Отступать дальше Элен было некуда. Лезвие кинжала поблескивало в отсветах пламени. Лавиния максимально отвела руку и замерла, выбирая момент для удара. Они находились в полуярде друг от друга. Дон Мануэль и Энтони затаили дыхание. Соперницы на карнизе тоже на мгновение оцепенели. Так продолжалось несколько томительных секунд, наполненных только ревом пожара. В тот момент, когда Лавиния нанесла удар, Элен не стала от нее отшатываться, как можно было бы предположить. Наоборот, она сделала движение навстречу своей «лучшей подруге», так что та оказалась у нее на груди. Нож снова ударил в камень, но уже за плечом Элен. Лавиния потеряла равновесие и стала заваливаться на спину, она что-то кричала, ее руки хватали воздух. Элен на всю жизнь запомнила, как она будто пыталась вцепиться в нее своим сумасшедшим взглядом.