– А сколько всего человек участвовали в нем? – спросил Дойл.

– Четыре, – ответил Стокер. – Две женщины и двое мужчин.

– И кто из них остался лежать на сцене?

– Дойл! – предостерегающе воскликнул Спаркс.

– Мне необходимо узнать, – проговорил Дойл.

– Один из актеров, – сказал Стокер и замолчал, подчеркивая паузой трагичность происшедшего.

– Пожалуйста, продолжайте, – попросил Дойл минуту спустя.

– В тот же вечер, двадцать восьмого декабря, двое актеров исчезли из отеля в Ноттингеме. Хотя они всем и каждому твердили, что опасаются за свою жизнь, и приняли все меры предосторожности: свет в комнате не тушили, окна и двери были заперты… тем не менее утром в номере их не оказалось. Их вещи были на месте, следов борьбы видно не было. Учитывая страхи и настроение этих актеров, остальные члены труппы решили, что их коллеги просто дали деру, никого не предупредив. И продолжали так думать до вечера, пока во время спектакля все не объяснилось…

Стокер замолчал, как бы раздумывая. Затем обратился к Спарксу:

– Вам знакомо содержание "Трагедии мстителя"?

– Более или менее, – ответил Спаркс.

– Мешанина в духе французского "Гранд-Гиньоля". Все эти ужасы и прочее рассчитаны на "дешевого" зрителя, как мы говорим. Кровь льется ручьями, а в довершение всего главных героев казнят на гильотине – эффектно, конечно, ничего не скажешь… В тот вечер, проверяя, все ли в порядке, реквизитор заглянул в корзину, где хранились деревянные муляжи отрубленных голов. Все было как обычно… И представьте себе ужас зрителей и актеров, когда позже, в момент кульминации в финале, в этой корзине оказались окровавленные головы пропавших актеров…

– Господи боже, – ужаснулся Дойл и в то же время вздохнул с облегчением.

Он помнил, что весь вечер двадцать восьмого декабря он провел со Спарксом на борту шлюпа, следовавшего из Кембриджа в Топпинг. Если эти кровавые убийства были совершены Александром Спарксом (а все страшные подробности указывали именно на него), то предположение Дойла о том, что два брата – один и тот же человек, оказывалось совершенно беспочвенным.

– Пьесу, естественно, не доиграли, все последующие спектакли "Манчестерских актеров" были отменены. На следующее утро после убийства я отправился в Ноттингем и прибыл туда после обеда, надеясь застать там актеров. Но все члены труппы исчезли из отеля так же таинственно, как и два убитых актера. Надо сказать, что местная полиция объяснила их исчезновение обычными "штучками" гастролеров, скрывающихся от кредиторов. По мнению полиции, из-за этого и могли произойти ужасные убийства, которые настолько напугали местную публику, что повторения подобного они, разумеется, опасались.

– А сколько было актеров в труппе? – спросил Спаркс.

– Восемнадцать.

Спаркс в раздумье покачал головой.

– Боюсь, что больше мы их не увидим.

Стокер помолчал, потом произнес:

– Я разделяю вашу точку зрения, мистер Спаркс.

– Убили мужчину и женщину? – спросил Дойл.

– Да. Супружескую пару, актриса была беременна, – проговорил Стокер с искренним сожалением.

"Этих супругов я видел во время сеанса, – промелькнуло в голове у Дойла. – Они сидели рядом со мной – мужчина, похожий на работягу, и его беременная жена. Значит, женщина-медиум и Черный человек были не актерами, а входили в число организаторов спектакля. Следовательно, убили того, кто играл роль Джорджа Б. Ратборна…"

– Извините за любопытство, мистер Стокер, – нетерпеливо проговорил Дойл, – существует ли какой-то технический прием, когда нужно по ходу действия перерезать горло – ножом или бритвой?

– Конечно. Это делается очень просто, – сказал Стокер. – Бритва – полая, внутри жидкость, которая проливается, когда актер, поднеся оружие к горлу, нажимает на кнопку.

– А жидкость?

– Сценическая кровь: смесь краски с глицерином или же кровь животного.

"Так вот почему на полу в комнате на Чешир-стрит, 13, была кровь свиньи! Но главное, что она жива. Я чувствую, что она жива", – подумал Дойл.

– В спектакле участвовали четыре актера, а вы рассказали только о трех. Что же случилось со второй женщиной?

Стокер понимающе кивнул.

– Я думаю, что несчастные актеры покинули Ноттингем не по своей воле, если только они вообще остались живы. Впервые в своей жизни я столкнулся с подобной загадкой. Так как полиция не проявила никакого интереса ко всему происшедшему, я решил самостоятельно выяснить, что с ними стряслось. Должен сказать вам, что я еще и писатель, или, если угодно, пробую писать. Семейные обстоятельства вынуждают меня работать в театре, но по-настоящему я счастлив, только когда сижу над рукописью.

Дойл кивнул, пытаясь скрыть нетерпение, хотя тут же вспомнил о собственном писательском опыте.

– Первым делом я достал список актеров труппы, в отеле в Ноттингеме, а затем попробовал проследить их маршрут, надеясь, что в других городах всплывет что-то. Так я попал в Хаддлсфилд, затем, накануне Нового года, в Йоркшир, потом в Скарборо и наконец два дня назад приехал сюда, в Уитби. В каждом городке я расспрашивал о всех проезжих труппах, заходил во все отели, заглядывал на все железнодорожные станции и причалы, справлялся в ресторанах и пабах, которые обычно посещают актеры. Я заходил к портным и сапожникам, потому что во время гастролей приходится чинить костюмы и обувь. И нигде никаких следов "Манчестерских актеров" я не нашел. Я было собрался вернуться в Лондон, когда вечером в прачечной мне сказали, что им отдали в стирку черное женское платье с весьма специфическим багровым пятном…

Спаркс подскочил на месте. Дойл увидел, что Джек изменился в лице, и обернулся, чтобы посмотреть, что вызвало в нем такую реакцию…

В дверях стояла женщина, отыскивая кого-то глазами. Увидев Стокера, она обрадовалась и, пробежав взглядом по его спутникам, тотчас узнала Дойла. Женщина страшно побледнела и, вздрогнув, ухватилась за косяк, чтобы не упасть. Дойл кинулся к ней, забыв обо всем на свете. Перед ним было только ее нежное тонкое лицо, обрамленное мягкими темными кудрями; он мечтал увидеть это лицо во сне и наяву. Дойл помнил эти печальные глаза и эти губы, помнил ее тонкую лебединую шею, на которой не было ни царапины, ни шрама.

Дойл протянул ей руки, она вдруг шагнула вперед, пожала их и мгновенно отпрянула назад, словно испугавшись своего порыва. Прочитав в его глазах сочувствие, молодая женщина облегченно вздохнула. Это длилось всего лишь миг, но Дойл уловил ее душевный порыв и пристально посмотрел ей в глаза. Но теперь она избегала его взгляда, судорожно сжимая тонкие пальцы. Все ее переживания отражались на лице, выражение которого менялось ежесекундно, как майская погода. Ее лицо обладало редким свойством: никакая фальшь не могла отразиться на нем, даже если бы она этого захотела.