Девчонки, блондинка и брюнетка, с интересом поглядывали на Рябина, но пока помалкивали. Кажется, с темненькой они где-то пересекались. Или нет? С недавних пор все девушки выглядели для Даниила одинаково безлико.

– Ты тут один или как? – продолжал стрекотать и повизгивать Ванька.

– Он со мной, – подросток не успел среагировать, как его нежно, но жестко взяли в захват. – А это, я полагаю, твои приятели?

Позади Дани возникла Шаталова, как всегда, излучающая флюиды сногсшибательности. Одна рука ее легла на плечо юноши, вторая самым наглым образом легла на его грудь. Глаза Жиркова, и без того не маленькие, совсем вылезли из орбит. К чести для него, одноклассник смог собраться и любезно предложить:

– Не познакомишь нас?

– Это Тоня… моя… – Рябин запнулся, не зная, как обозначить для общественности роль Шаталовой в его жизни. «Любимая женщина» – прозвучит слишком шокирующе. «Моя девушка» – глупо. – Знакомая.

– Мы с ним встречаемся, – гордо заявила Антонина. – Ну, ангелок, теперь представь мне своего друга.

– Иван, – протянул свою конечность Жирков. – Это Леля и Алена.

– Зрасьте, – хором поздоровался недоукомплектованный состав «Виа Гры»

– Я пойду, возьму еще чего-нибудь, – хлопнула Даню по плечу Шаталова. – А вы можете присесть за наш столик, если хотите.

Настала неловкая пауза. Рябин ненавидел такого рода паузы, когда сказать хочется очень много, но нужные слова почему-то не приходят. Первым ее нарушил Жирков. Стараясь обратить все в шутку, присвистнул:

– Ну, бро, ты даешь… Хм… такая мадам. Ты знаешь, я человек свободных моральных принципов, но тебе не кажется, как бы это… Сколько лет этой Тоне?

– Сорок два, – несколько зло ответил Даня.

Он хотел, чтобы его слова звучали вызовом, но ощутил лишь досаду.

«Какая кому разница, с кем я встречаюсь? – много раз спрашивал себя Рябин. – Нормальные люди поймут, а на всяких зашоренных придурков плевать» Но по всему выходило, что просто плюнуть не выйдет. Подросток понял, что переполнен вовсе не гордостью за то, что его возлюбленная – красивая, ухоженная, умная, состоявшаяся во всех отношениях женщина, а стыд. И перед кем? Вечно трясущимся над своим навороченным смартфоном троечником Жирковым, главным достижением которого стала потеря девственности в пятнадцать лет. И у которого «свободные моральные принципы». Что это, вообще, за хрень такая, вы мне объясните?

– Ого, – только и смог выдать Ванька.

– Это не так много. Я хочу сказать, не стоит обращать внимания на возраст, – получилось как-то жалко и почти просительно.

– Да ладно, бро, твое дело. У меня приятель с пятидесятилетней встречался. Ему, правда, тридцатник уже стукнул, но не суть. Разница-то в обоих случаях ого-го какая! Конечно, если эта Тоня тебе нравится, я не против.

– Круто, – мрачно изрек Даниил.

«Вот, б*, дожил. Мне теперь какой-то Жирков разрешение дает! В жизни такой кошмар не мог бы представить. Тоня, Тоня, кто ж тебя за язык тянул!» – досадливо подумал парень, а сам ответил:

– Ладно, я, наверное, пойду. Вдруг ей какая помощь нужна?

«Помощь в чем, дебил? В выборе алкоголя? Или стаканчик поднести?» – мысленно выбранил себя подросток. Хорошо, бывший одноклассник не стал докапываться. Ему самому хотелось улизнуть подальше от Рябина. Не слишком сердечно распрощавшись, ребята направились каждый в свою сторону. В случае Даниила, в сторону бара. Шаталова нашлась там же, попивающая очередной, на этот раз светло-бежевого цвета коктейль и мило беседующая с барменом.

– Уже наговорились? – удивилась она.

– Зачем?

– Что «зачем»?

– На фига ты сказала, что мы встречаемся? – рявкнул, не удержался, школьник. – Этот засранец смотрел на меня, как на умственно отсталого! Или на герантофила какого-то.

Тоня резко развернулась на стуле:

– Значит, я настолько стара для тебя?

– Да при чем здесь это? – не понял Даня. – Я вовсе не считаю тебя старой. Сорок лет – это совсем не возраст для женщины…

– Ты еще скажи: сорок пять – баба ягодка опять. Или про то, что я неплохо сохранилась для такой-то древности, – съязвила Шаталова, не глядя на него.

– Блин, Тоня, – плюхнувшись рядом, юноша резким жестом поймал ее лицо в свои ладони. По щеке Антонины бежала одинокая слезинка. – Мне не важно, каков твой возраст. Не важно, каков мой. Ты мне нравишься, очень, вот такая.

– С морщинами и отвисающим животом? – хлюпнула носом женщина.

– Красивая. Ироничная. Добрая, – по словам произнес Даня. – Но это наши отношения, и я не хочу, чтобы какие-то злобные тролли помещали им, понимаешь?

– Да… все только и твердят о терпимости и толерантности… Что сказал тот мальчишка?

– Спросил, сколько тебе лет, – не стал таиться подросток. – Привел в пример какого-то своего знакомого… а, ну его! Этот Жирков меня всегда бесил, с пятого класса.

– Тогда чего ты завелся? – задала закономерный вопрос Тоня. – Обращай внимание только на тех, кто тебе важен. Остальные пусть бесятся, как хотят. Может, захлебнуться от собственного яда.

Такая Тоня юноше нравилась гораздо больше. Она положила свои ладони поверх его и улыбнулась:

– Поехали отсюда…

– Поехали, – согласился Даня. – И давай больше сюда не придем?

Поклон

Символ левой руки. Означает шаблонность мышления, соответствие менталитету данного народа, местности (семьи или определенного социального слоя). Также символизирует систему предрассудков, табу, искреннюю веру в различного рода суеверия и легенды. Обычно пишется холодными оттенками на очень небольшой площади вместе с пиктограммами освобождения, продвижения, перехода.

Новая дверь была намного надежнее. Толстая металлическая, с двумя сложными замками. За ней Виктория чувствовала себя намного безопаснее. А может, дело было в паре дней, проведенных вне дома. Роман оказался хозяином гостеприимным, полностью взяв на себя всю заботу о своей квартирантке. В распоряжении женщины оказалась целая комната, куда за все время проживания художник ни разу не сунулся. Да и вообще, казалось, Виктория очутилась одна в огромном доме – владелец постоянно пропадал в своей мастерской, только по вечерам выползая для совместного ужина. На второй день гостья не выдержала и заглянула в нее, застав мужчину за раскрашиваем какой-то простыни.

– Что это? – стараясь не наступить на расстеленную на полу ткань, Вика обошла Сандерса со спины. Тот вытер тыльной стороной ладони взмокший лоб и сунул измазанную кисть в ведерко с краской.

На первый взгляд, да и на второй тоже, большущий прямоугольный кусок ткани напоминал скатерть, которую невоспитанные едоки весь вечер использовали для вытирания рук: он словно весь был усеян пятнами от какого-то зеленого соуса.