Через мгновение до меня дошло: она говорит о Белле!

Я кинулся на кухню, где стояла неполная бутылочка со смесью. Открутив соску, я отхлебнул содержимое. Так и есть, смесь приправлена алкоголем. «Белый русский»[24] для малышки! Неудивительно, что она стала так хорошо спать!

Мама стояла у меня за спиной, оправдываясь:

– Она так кричит, что даже температура повышается. Сил нет слушать этот рев!

– Это же ребенок!

– И конечно, вся в тебя. У тебя тоже вечно были колики.

– И что, меня ты тоже поила? – с сарказмом спросил я.

– Нет, тебе я иногда давала газ для наркоза – мы жили как раз над клиникой.

– Господи боже мой! Неудивительно, что у меня все время голова была затуманена.

Вдруг у мамы появилось на лице недоумение, словно она пыталась понять, как я оказался дома.

– Сколько ты сегодня выпила? – спросил я, стараясь сохранять голос ровным и профессионально-спокойным.

– Да стаканчик. Буквально одну-две рюмки, не больше.

Когда вы спрашиваете у пациентов, сколько они пьют, те, у кого проблемы, всегда точно знают разрешенную суточную дозу и называют объем выпитого в пределах допустимой нормы.

– Обычно я не пийу, – сказала мама, коверкая слова. – Тольк седня.

Она посмотрела в окно, где снежинки танцевали в свете фонарей.

– Все из-за снега? – спросил я.

Она расплылась в благодарной улыбке, словно я наконец понял ее.

– Сколько бутылок в неделю? – спросил я, взяв бутылку и сохраняя небрежный тон.

– Максимум одну, – ответила она.

Взгляд в потолок.

– Пойду-ка я проверю Беллу, ладно? – спросила она, но, пока она забралась на первую ступеньку, я уже был наверху.

Она забыла запереть дверь в свою комнату. В чемодане лежали две пустые бутылки из-под водки. Приехала она в воскресенье. Значит, она выпивала полбутылки водки в день, не считая вина, которое всегда пила за ужином, а мы ничего не замечали.

Белла начала кашлять. Нос у нее был забит желтой слизью, подгузник явно требовал замены, но в остальном ее самочувствие не ухудшилось в сравнении с утром.

– Вот она, моя заинька! – сказала мама, когда я спустился с Беллой вниз, словно и не было только что между нами гонки, кто раньше заберется по лестнице. – Я поеду заберу Флору, да?

– Нет!

– Да я в порядке, могу сесть за руль.

– Нет, не можешь!

Я одел Беллу в теплый комбинезон и взял с собой в машину, отправившись за Флорой. Дочь была счастлива, что ей разрешили остаться в садике до вечера, как большой девочке, и без умолку болтала про снеговика, которого они слепили на площадке. Я купил ей в «Мак-авто» набор «Хэппи мил» за то, что она такая молодец. Потом я сидел в машине на парковке, вокруг нас падал густой снег, и я с ужасом думал, что же мы теперь будем делать.

Когда Шарлотта позвонила, она уже была не в духе, потому что я не отвечал на ее смс по поводу того, где мы встретимся перед спектаклем. Нас пригласил в театр заведующий ее отделением.

– Кое-что произошло, и я не смогу приехать, – сказал я.

– Но ты же знаешь, как это важно для меня! С девочками все в порядке?

– Да.

– И?

– Долго объяснять. Но у нас все хорошо.

– Кэролайн там? Ну и почему тогда?..

– Извинись за меня. Скажи, я заболел и у меня что-то заразное, если так будет легче. Ты сможешь приехать домой?

– О господи! – рявкнула Шарлотта.

Она вернулась уже за полночь, немножко взбудораженная, и стала меня донимать рассказами о том, какая была замечательная пьеса. На мосту Ватерлоо она смогла без проблем поймать такси.

– Не знаю, что с этой страной, – сказала она, залезая ко мне под одеяло. – Пара сантиметров снега, и жизнь останавливается. Можно подумать, у нас снега не бывает. Мы живем на одной широте с Москвой! В Швейцарии в этом случае просто выезжает снегоуборочная техника, и жизнь идет своим чередом. Извини, я тебя разбудила?

– Нет. Я не спал. Хотел тебе все объяснить.

«Объяснить» было неподходящим словом, словно я собирался извиняться.

– Ну и что это за страшная тайна?

– Ты заметила, что Белла стала хорошо спать с тех пор, как у нас поселилась мама? Ну так вот, сегодня я узнал, в чем секрет. Мама добавляла водку в ее бутылочку.

Я думал, она ужаснется.

– Помню, бабушка рассказывала мне, что раньше так делали, – спокойно сказала Шарлотта. – И это явно помогает!

– То есть ты считаешь, что это нормально?

– Ой, да расслабься, Ангус. Господи, ну что с ней стало? Все нормально, никакого вреда ей это не причинило!

– Не могу понять, как врач может считать, что давать ребенку спиртное – это нормально.

– Ну ладно. Согласна. Это плохо. Доволен? – Шарлотта зевнула и перевернулась на другой бок, демонстрируя, что разговор окончен.

– Моя мать – алкоголичка.

Слово будто застревало в горле. Его трудно было произнести. Я подумал, не сродни ли это тому, что чувствуют люди, признаваясь в своей проблеме на собрании анонимных алкоголиков?

– Что за глупости! – пробурчала Шарлотта.

– Помнишь, ты подумала, что мы стали больше пить? Так вот, это не мы, это она. Вот куда делась наша водка, плюс она привезла тайно с собой еще запас. У нее в чемодане я нашел две пустые бутылки. Мне позвонили из детского сада, потому что она не забрала Флору. И когда я приехал домой, мать была в отключке, пьяная в стельку, и при этом считала, что вполне в состоянии сесть за руль, когда я ее разбудил.

Шарлотта села в постели и включила прикроватную лампу.

– Ты уверен?

– Она опасна для детей и для себя самой.

– Ну, тогда нам нужно заставить ее обратиться к специалистам.

– Да, но пока…

– Что? – встрепенулась Шарлотта.

– Нам нужно подыскать няню, или мне придется уйти с работы и заниматься детьми…

– Ты что, с ума сошел?! – закричала Шарлотта. – У нас на следующей неделе сделка купли-продажи дома.

– Сделка не получится.

– Ангус, подумай как следует. Если сделка не состоится, рухнет вся цепочка: и продажа нашего дома, и продажа дома Кэролайн. Если мы не купим сейчас дом, мы никогда отсюда не переедем. Цены на тот район растут буквально не по дням, а по часам!

– Значит, мы никуда не переезжаем.

Шарлотта уставилась на меня.