Он пришел через полчаса с подарком для Хоуп – сборником нот под названием «Песни из мюзиклов», конечно, без обертки, потому что он явно прихватил его с полки перед выходом.

Я сидела на диване и смотрела, как он играет, а Хоуп поет на фоне серебристой елки, и думала, что это похоже на сцену из книги Викторианской эпохи, когда семьи в рождественский вечер собирались вокруг фортепиано.

Хоуп спела «Отрицая притяжение» из мюзикла «Злая», и Мартин сказал, что у нее редкое колоратурное сопрано и ей нужно брать уроки вокала.

Я понятия не имела, что это означает, но сказала папе об этом, когда он позвонил поздравить нас с праздником.

– Уроки вокала? Но она ведь уже умеет петь, разве нет? – спросил он, перекрикивая шум бара.

Я купила пачку самых дорогих праздничных хлопушек с сюрпризом, поскольку в сочельник перед закрытием магазина их практически раздавали даром. И мы с Хоуп и Мартином сидели за праздничным столом в золотых коронах, которые были спрятаны в хлопушках. Я заметила, что Мартин относился к еде очень серьезно, словно еда сама по себе была важным событием, а не средством поддержания сил. Хоуп относилась к еде так же. На десерт у нас был торт со взбитыми сливками и малиной. Я поздно достала его из морозилки, и он не до конца успел разморозиться. Хоуп, доев свою порцию, не попросила добавки, как обычно, а вскочила из-за стола и побежала к синтезатору.

Я слушала, как они играют и поют, пока мыла посуду, и вдруг поняла, что решение проблемы нашлось само собой. Дело в том, что все ученики десятого класса должны были пройти две недели рабочей практики. Большинство ребят брались за работу помощников в доме престарелых, но от Хоуп в таком деле не было бы никакого проку. Некоторые, кто планировал связать свою профессию с преподаванием, шли работать помощниками учителей в начальную школу.

Истерики и вспышки гнева случались теперь с Хоуп очень редко, но невозможно было угадать, что их спровоцирует. Так что если бы ее и согласились принять на практику в школу, то пришлось бы брать и социального работника, чтобы тот присматривал за ней, а это совсем уж не рабочая практика. Получалось, что, пока все будут на практике, Хоуп две недели придется сидеть дома. Но теперь я подумала, что есть место, где от Хоуп не будет никакого вреда, – это музыкальный магазин Мартина. Она за первые несколько часов работы запомнит, где что лежит, и сможет точно найти любую книгу на любой полке. В таком случае Мартину не придется отвлекаться от работы в мастерской, чтобы обслужить клиента в музыкальной лавке.

– Я должен платить ей зарплату? – спросил Мартин, когда я подкинула ему эту идею перед уходом.

– Нет, – ответила я.

– Тогда я согласен.

После того как Хоуп ушла спать, я сидела в гостиной, смотрела на гирлянды и думала, как мама была бы счастлива, узнав, что у Хоуп появился друг. Я вдруг осознала, что это было наше десятое Рождество без мамы. Десять лет – это в два раза больше, чем то время, которое Хоуп провела с мамой. За эти годы она выросла из малышки в юную девушку. Но все остальное, даже наша серебристая елка, осталось прежним.

Я не брала с собой Хоуп на кладбище, пока она была маленькая. Я знала, что мысль о маме, лежащей в ящике под землей, приведет ее в ужас. А мама точно не хотела бы, чтобы Хоуп боялась ее могилы. Но в этом году на второй день Рождества я решила пойти с ней на кладбище. По пути мы зашли на автозаправку и купили там букет гвоздик, украшенных блестками.

– «Преданная жена Джеймса и любимая мать Кевина, Брендана, Терезы и Хоуп», – прочитала она на надгробии. – А кто такой Джеймс?

– Это полное имя папы.

– А папа все еще муж мамы?

– Ну… да.

– Мама никогда не перестанет нас любить, Три?

– Да.

– Я не помню маму, Три.

– Тсс, не надо здесь об этом говорить, – прошептала я.

Нет, конечно, я не думала, что мама может нас услышать.

Я оставила Хоуп за прилавком. Из динамиков доносился Моцарт, а за дверью мастерской насвистывал мелодию Мартин. Когда я выходила, дверь задела колокольчик, и Хоуп посмотрела на меня, махнув рукой: дескать, уходи, я в тебе больше не нуждаюсь.

Стоял солнечный январский день, морозный и ветреный. Ветер дул мне в лицо, когда я шла по набережной. Наверное, поэтому на глаза мне навернулись слезы, ведь причин плакать у меня не было. Наоборот, я вздохнула с облегчением, потому что поняла: Хоуп сможет найти свое место в этом мире. Это же здорово, что она нашла применение своим талантам? Я ничего не хотела в жизни больше, чем уверенности, что Хоуп сможет жить самостоятельно.

Ведь люди иногда могут плакать от счастья, правда? Помню, как мама провожала Кевина в аэропорту – она махала ему на прощание и одновременно плакала и улыбалась.

Разве не этой цели я добивалась последние десять лет – научить Хоуп быть самостоятельной? Но при этом я не могла отделаться от вопроса: а для чего же тогда нужна я?

Обычно Новый год – это очень оптимистичное время. Дни становятся длиннее, в магазинах появляются открытки ко Дню святого Валентина, шоколадные сердечки, просекко с розовыми этикетками. Но меня ничто не радовало. Почему-то эта цифра, «десять», не давала мне покоя. Хотя что в цифре «десять» такого особенного? Это всего на год больше, чем девять, и в прошлом году меня совершенно ничто не смущало в текущем положении дел.

У меня было такое мерзкое настроение, что я решила пропустить на этой неделе занятие в группе начинающих писателей. Но в понедельник вечером в магазине появился Лео. Сначала я увидела, что лежит в его тележке. Корм для собак по акции два по цене одного, но иногда акция не пробивалась на кассе автоматически.

– Я могу вам помочь, сэр?

– Очень на это надеюсь!

Этот голос, потом лицо, гладковыбритое, что подтверждало мою теорию о трехдневной щетине.

– Не знала, что у вас есть собака, – сказала я.

– Я пытаюсь по мере сил сохранять некоторую загадку в своем образе, – прошептал он игриво.

– Иногда система не вводит условия акции автоматически. – Я старательно нажимала кнопки на кассе, чтобы он не заметил румянца на моих щеках. – Если вы предъявите чек, то я смогу выдать вам компенсацию.

– Не проблема, – произнес он. – Слушай, а когда у тебя перерыв? Хотел тебя кое о чем попросить.

Все пятнадцать минут до моего перерыва я пыталась придумать, что за причина привела его ко мне. Но, как выяснилось, ни одна из моих версий не оправдалась.

В кафе при супермаркете Лео купил эспрессо для себя и латте для меня и принес их к нам за столик.

– У меня есть одна проблемка, – начал он. – Дело в том, что у меня на пятницу есть два билета на спектакль «Много шума из ничего» в Национальный театр. А у жены, оказывается, корпоратив, но она забыла про него.

Я кивнула.

– И вот она предложила: «Пригласи ту девушку из группы, про которую ты мне все время рассказываешь».