Впрочем, убийцей мог оказаться и не заподозренный ею человек. Но кто именно? Принцесса снова подумала о расставании с Пуки, ближе которой у нее никого не было с тех пор, как умерла мать. Минк вдруг пришло в голову, что следовало бы продать изумрудные бабушкины серьги и на вырученные деньги нанять частного сыщика. Просто уму непостижимо, почему она не подумала об этом раньше. В этот момент вошла Пуки, чтобы заменить в вазе цветы, а Минк сидела, не поднимая глаз, не в силах взглянуть на нее. Служанка смущенно посмотрела на свою госпожу, молча взяла вазу и закрыла за собой дверь.

В том, что рассказал Корнелиус Б. Пилгрим, принцессе почудилась какая-то неувязка. Почему миссис Бэгшот начала переустройство своих апартаментов так скоро после смерти мужа, хотя раньше не видела в этом необходимости, несмотря на свой утонченный вкус? Минк нашла объяснение очень быстро. Она затушила сигарету, выбежала из дому и нагнала Корнелиуса Б. Пилгрима у Королевского теннисного корта.

– Если миссис Бэгшот будет заново отделывать спальню мужа, не затруднит ли вас принести мне крохотный кусочек старых обоев? – спросила принцесса. – Узор на них так мне нравится, что хотелось бы найти что-то похожее для Чащобного дома. Его тоже надо бы подновить. Я не хочу беспокоить миссис Бэгшот из-за такого пустяка.

– Конечно не затруднит, – ответил американец, и они пошли к Фонтанному двору.

Минк ждала в крытой галерее, когда он снова выйдет, и гадала, правильно ее предположение или нет.

– Вам повезло, – сказал Корнелиус Б. Пилгрим, вручая ей серебристо-синий обрывок, который он нашел на полу. – Рабочие еще не выбросили мусор.

Вернувшись домой, принцесса зажгла свечу на каминной полке в гостиной и подержала бумагу над огнем. Потом она задула пламя, и по комнате распространился явственный запах чеснока. Ошибки быть не могло. Теперь она знала, в чем дело.

Уже через несколько минут Минк вышла из дому. С крыльца она крикнула Пуки, чтобы та заперла входную дверь и никому ее не открывала. Принцесса устремилась по Моут-лейн. Экскурсанты отрывались от своих путеводителей и провожали ее взглядом. Она теперь знала, как умер генерал, но ей необходимо было выяснить, почему это произошло. Минк вышла на Рыбный двор и направилась по узкому проходу к апартаментам графини. Дверь открыла Элис. Стоя на пороге, она заправляла прядь, выбившуюся из пучка волос у нее на затылке.

– Я всего на пару слов, – проговорила Минк.

– Ее светлость все еще в постели. У нее болит голова после вчерашнего бала, ваше высочество, – ответила девушка.

– Мне нужно переговорить с тобой, Элис. С глазу на глаз.

Улыбка исчезла с лица служанки, она вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь. Поглядывая наверх, на окна чужих апартаментов, Элис прошла по выщербленным каменным плитам в другой конец двора и направилась в сторону Теннис-Корт-лейн. Минк последовала за ней, и вскоре они оказались в одной из заброшенных со времен Тюдоров кухонь, которые давно стали обиталищем летучих мышей.

– Не многие сюда приходят, – сказала служанка, вытирая дубовый стол тряпкой и садясь на него. Внезапно она чихнула.

– Учитывая твое нынешнее состояние здоровья, Элис, это место не слишком тебе подходит, – заметила принцесса.

Горничная удивленно посмотрела на нее.

Минк подняла брови:

– Насколько я понимаю, Элис, ты в положении. Этим, видимо, и объясняется бутылка мышьяка в твоей комнате.

Слеза медленно скользнула по лицу девушки.

Минк дала ей носовой платок и положила руку на ее плечо:

– Ты не первая из служанок, которая хотела бы избавиться от нежеланного ребенка.

Вскоре слезы Элис просохли, и она снова была в состоянии говорить. Бедняжка высморкалась и рассказала, как для нее наступил конец света, когда она узнала о том, что ее ожидает. После гибели отца на железной дороге служанка отдавала половину жалованья матери, которая, кроме нее, растила трех сестер и брата. Опасаясь, что они окажутся в работном доме, если она потеряет место, несчастная просила доктора Хендерсона помочь ей избавиться от ребенка. Но рецепт, который он ей дал, оказался чаем из одуванчиков. Однажды утром, когда девушка пришла занять у кухарки леди Беатрис немного крахмала, госпожа позвонила в колокольчик, и служанка пошла наверх, в гостиную. Элис огляделась в поисках чего-нибудь съестного, заметила бутылку с мышьяком и сунула ее в карман.

– Я так и не воспользовалась ядом, – сказала она, покачав головой. – За это мне пришлось бы гореть в аду.

– Должно быть, для тебя стало настоящей катастрофой опуститься с должности горничной до положения «прислуги за всё», – заметила Минк. – Думаю, у тебя была перспектива стать личной камеристкой своей госпожи.

Служанка вытерла нос:

– Так бы и произошло, если бы генерал не обвинил меня в краже и не уволил. Мне еще повезло, что графиня взяла меня на работу. Однако, заметьте, я обхожусь ей дешево.

Минк посмотрела на девушку.

– Ты еще работала, когда миссис Бэгшот потеряла ребенка? – спросила она.

Элис подняла на нее глаза:

– О‑о‑о, мэм! Это было ужасно.

И она поведала историю, которую хранила в тайне все это время. В тот день, когда миссис Бэгшот должна была родить, вся женская часть прислуги собралась у дверей ее спальни в надежде услышать первый крик младенца. Когда это произошло, они плакали от радости, потому что предыдущие дети миссис Бэгшот рождались мертвыми. Горничные помчались вниз, на кухню, чтобы сообщить счастливую весть о появлении на свет младенца, и это был единственный раз, когда дворецкий счел возможным позаимствовать у хозяина бутылку шампанского, чтобы отпраздновать такое событие.

Несколько месяцев спустя, когда Элис чистила в комнатах лампы и подрезала на них сгоревшие фитили, она раскрыла дверь в гостиную и увидела, как доктор Барнстейбл спускался в прихожую, неся на руках ребенка. Поскольку хозяйки не было дома, а няньку послали с каким-то поручением, девушка удивилась тому, что увидела. Она встала у окна, наблюдая, как доктор торопливо идет по Рыбному двору, и услышала тихое хныканье Изабеллы. Элис бросилась искать генерала Бэгшота и обнаружила его в библиотеке. Тот сидел, уронив голову на руки. По-прежнему сжимая в руках тряпку и ножницы, она спросила его, почему врач забрал девочку. Генерал, вздрогнув, объяснил, что Изабелла внезапно заболела. Доктор Барнстейбл сделал все, что мог, но спасти младенца ему не удалось. Горничная сказала хозяину, что ребенок, должно быть, пришел в себя, когда попал на свежий воздух: она слышала его крик, когда врач уходил. Но Бэгшот настаивал: девушка ошиблась – врач только что выписал свидетельство о смерти. Встав с кресла, генерал велел служанке никогда больше не упоминать об этом, если ей хоть немного жаль миссис Бэгшот. Подобные нелепые бредни могут довести бедняжку до сумасшедшего дома. Несчастная и так слишком чувствительна.

Новость быстро распространилась по дому, и скоро слуги знали, что Изабелла мертва. Когда миссис Бэгшот вернулась с прогулки, все прятали от нее глаза. Генерал немедленно увел жену в спальню. Крик несчастной матери был слышен даже на кухне. Прошло несколько месяцев, прежде чем она снова стала спускаться вниз. Слугам велели никогда больше не упоминать имени Изабеллы.