Однако большинство стран привязало свои валюты к доллару, и тот потянул их вниз вслед за собой. Поскольку доллары теряли в стоимости, их продавали за более ценные европейские валюты по фиксированным курсам, и европейские Центробанки вскоре оказались с огромным количеством никому не нужных долларов на руках. Германия, Швейцария и Япония не хотели, чтобы их валюты девальвировались заодно с американской валютой или же пробили границы установленного коридора и выросли относительно доллара, и поэтому они ввели контроль над валютным рынком и стали предоставлять кредиты.

Несмотря на эти события, в ноябре 1972 года Шалтай-Болтай был собран в прежнем виде. Центробанки снова хором запели хвалебную песню фиксированным курсам, и доллар был номинально закреплен на уровне $38 за унцию золота. План Бернса явно сработал: в чашу с пуншем добавили спиртного, экономика в 1972 году была на подъеме, фондовый рынок рос — по крайней мере в номинальном исчислении, так как по отношению к золоту котировки снизились. Никсон пообещал, что не станет повышать налоги. Его соперник из Демократической партии, Джордж Макговерн, включил в предвыборную платформу повышение самых разных налогов и устранение «лазеек» в налогообложении. В числе. предложенных им мер было введение налога на прирост капитала как на постоянный источник дохода (с максимальной ставкой в 70 % и дополнительными поборами на уровне штатов) и 100-процентный налог на наследство, стоящее более $500 000. Макговерн также предложил выплачивать демогранты в размере $1000 всем гражданам соответствующих демографических характеристик, независимо от их дохода. В итоге Никсон одержал уверенную победу.

В начале 1973 года американское правительство обещало заново привязать доллар к золоту на уровне $42 за унцию. Вашингтон лукавил; доллар никогда не торговался на уровне в $38 за унцию, как было обещано, а на открытом рынке и вовсе стоил более $65 за унцию. Соединенные Штаты не проявили ни малейшего желания привести денежную базу в соответствие с официальным паритетом доллара к золоту. Правительство Швейцарии — страны банкиров — поняло, куда клонится дело, и в очередной раз разорвало привязку швейцарского франка к доллару. Европейские правительства последовали его примеру, и весной 1973 года Смитсоновское соглашение было аннулировано. Мировые валюты пустились в свободное плавание и продолжают плавать до сих пор. Американский фондовый рынок заскользил по наклонной вниз; снижение было мучительным в номинальном исчислении и убийственным — в пересчете на золото.

В 1930-е годы крупнейшие державы смогли выстроить международную денежную систему вокруг доллара — единственной мировой валюты, сохранившей привязку к золоту. В итоге доллар стал играть роль главной валюты мира вместо британского фунта стерлингов. В момент крушения Смитсоновской системы ни одна мировая валюта не была способна его заменить.

Золотого стандарта не стало, и ждать, что он вернется, не имело смысла. Организация стран — экспортеров нефти (ОПЕК) быстро осознала важность случившегося со Смитсоновским соглашением, ведь за нефть ей платили в долларах, на глазах терявших в цене. Члены ОПЕК впервые почувствовали угрозу, когда в августе 1971 года США прикрыли «золотое окно». В сентябре 1971 года ОПЕК созвала внеочередное заседание, на котором была принята резолюция XXV. 140, гласившая:

«[ОПЕК постановила] что страны — члены организации должны сделать все необходимое и/или провести переговоры с нефтяными компаниями, в индивидуальном порядке или группами, чтобы придумать способ компенсировать то отрицательное влияние, которое оказывают на доход с барреля нефти в реальном исчислении изменения в мировой валютной системе, произошедшие 15 августа 1971 года»[76].

На мировом рынке баррель нефти стоил приблизительно $2,90, или И 2 унции золота при курсе доллара на уровне $35 за унцию. Накануне первого нефтяного кризиса, когда за унцию золота давали уже $100, страны ОПЕК продолжали получать около $2,90 за баррель нефти, что составляло всего 1/35 унции драгметалла. После того как в начале 1974 года страны ОПЕК повысили цены приблизительно до $10 за баррель, поскольку доллар снизился уже до $120 за унцию золота и продолжал падать, они снова стали получать около 1/12 унции золота за баррель нефти. ОПЕК просто повышала цены в ответ на девальвацию, как сделал бы любой владелец магазина. Она опоздала: цены на большинство товаров, продаваемых на мировом рынке, повышались по мере девальвации доллара с конца 1960-х годов. В 1972–1973 годах резко подорожали продукты питания. Но «нефтяной шок» подсказал США, что все беды можно свалить на внешнего врага, раз элита не готова признать, что сама навлекла на себя несчастье.

Трудящиеся требовали прибавки к зарплате: деньги обесценивались. Однако повышение заработной платы означало для них переход на более высокую ступень налоговой шкалы, где отчисления производились без учета инфляции. Смена налоговых разрядов шла все быстрее. Номинальная стоимость материальных активов — например, корпоративных запасов, акций и недвижимости — росла из-за инфляции, и высокий налог на прирост капитала (в

1969 году во время президентства Никсона его подняли почти до 50 %) стал еще больше. Такое автоматическое повышение налогов душило рост экономики, что вело к сокращению спроса на деньги, а это, в свою очередь, приводило к падению доллара и ускорению инфляции. В июле 1973 года Бернс повысил ключевую процентную ставку ФРС, и средняя ставка краткосрочного кредитования, в начале 1972 года не достигавшая 4 %, выросла с 7,84 % в мае до 10,40 % в июле. Федеральный резерв наконец продемонстрировал, что готов поддержать национальную валюту. Доллар подорожал по отношению к другим мировым валютам и к золоту. Растущие процентные ставки, как всегда, сказались на экономическом росте, особенно на таком чувствительном к ставкам секторе, как недвижимость, но стратегия ФРС сработала. После падения до $120,17 за унцию золота в июле доллар поднялся в ноябре до $94,82 за унцию.

В начале 1974 года доллар снова начал падать. За пересмотром цен на нефть в связи с девальвацией доллара последовала коррекция цен на прочие товары. Оптовые цены за год выросли на 27,1 %, потребительские — на 13,3 %. Краткосрочная ставка ФРС, поднявшаяся до 9 %, уже не казалось столь высокой. ФРС вновь оказалась в роли сторонницы мягкой денежной политики. Чуть позже Бернс так объяснит случившееся: «Хотя все говорили, что предложение денег невелико, на самом деле в этом году проводилась активная денежная экспансия…, процентные ставки были высокими, поскольку наблюдался большой спрос на кредиты, подстегиваемый инфляционными ожиданиями»