href="ch2-890.xhtml#id324" class="a">[890]. В христианской культуре секс вообще рассматривается как нечто грязное, низменное и чрезвычайно опасное[891]. Христианам рекомендовалось воздержание; проповеди и аргументации аскетизма выходили иногда за разумные пределы, но в любом случае женщина представлялась низшим существом, сосредоточием греха[892]. Конечно, традиционная христианская мораль, религиозная нравственность неуклонно отодвигается на задний план в регулировании половых отношений и сексуальных ролей вследствие процессов секуляризации, присущей индустриальному обществу[893]. Но и среди православных философов (возможно, я неактивно искала, но нашла лишь высказывания, как бы сказали сейчас, русскоязычные) можно найти утверждение, что по мере дальнейшего органического развития на Земле убывает сила размножения с возможностью появления сильнейшей половой любви. «… на двух концах животной жизни мы находим, с одной стороны, размножение без всякой половой любви, а с другой стороны, половую любовь без всякого размножения, совершенно ясно, что эти два явления не могут быть поставлены в неразрывную связь друг с другом, ясно, что каждое из них имеет самостоятельное значение и что смысл одного не может состоять в том, чтобы быть средством другого», писал ещё в самом начале ХХ века Владимир Соловьёв[894].

Что «эти два явления» разошлись давно, ныне (с середины ХХ века) признано и Международной медицинской организацией. Известный российский специалист-сексолог Игорь Кон утверждает, что сексуальность вовсе не является функцией репродукции. Сначала, объясняет И. Кон, произошло осознание этого факта умом. Теперь создаётся материальная база – контрацепция[895], искусственное зачатие и тому подобное. В 1977 году в мире сформулирована Декларация сексуальных прав. Появляются журналы «Сексология», «Секс и жизнь». Сексология 一 это не только медицина. Это 一 и фундаментальная биология, и, что наиболее интересно в нашем конкретном случае, социология[896].

Владимиру Соловьёву принадлежат слова: «В половой любви, истинно понимаемой и истинно осуществляемой, божественная сущность получает средство для своего окончательного крайнего воплощения в индивидуальной жизни человека, способ самого глубокого и вместе с тем самого внешнего реально ощутительного соединения с ним»[897]. «Воссоздание единого через эрос»[898] – эта мысль, стало быть, принадлежит не только даосам. (Естественно, я не пересказываю всю аргументацию В. Соловьёва, не просто оправдывающего секс, но поднимающего его на духовный, в сущности, 一 на божественный уровень, дабы не навредить мыслям философа вольным или невольным искажением; желающие могут вникнуть во всё сами, если уже давно и более успешно, чем я, не сделали этого.)

Но и подобные высказывания в лоне христианской культуры также не отражают единой точки зрения на секс для всей этой культуры, как и даосские постулаты – для китайской. Например, Ван Янмин признавал, что даосизму (как и буддизму) свойственен индивидуалистический пафос, но что, может быть, хорошо для личного самосовершенствования, непригодно для устроения социальной жизни, темами которой заняты преимущественно люди[899].

Однако можно сказать и о некоей существенной разнице в отношениях с сексом в этих двух цивилизациях. В рамках китайской культуры есть целое направление – даосизм, субкультура – культура в культуре, имеющая не только своих идеологов, но и адептов. (К. Скиппер даже называет эту культуру «народной», «массовой религией», даже «революционной» для периода её возникновения[900]). В приведённых мною высказываниях российского философа практически звучит лишь его личная точка зрения. И для того, чтоб она стала элементом культуры, то есть нашла немало сторонников, не только воспринимающих «слово», но и производящих определённые действия, используя это «слово» как руководство к действию, нужно немало. В том числе необходимо эпатирующее поведение отдельных лиц, привлекающих внимание «общественности» к проблеме (типа организуемых А. Коллонтай демонстраций обнажённых или дебатов о «стакане воды»), произведения литературы, пьесы и тому подобное, что также должно «разговорить» проблему, снять с неё табу.

По замечаниям дочери Бехтерева[901] (которая и сама является известной специалисткой в изучении функций человеческого мозга), мозг – этот важнейший орган нашего организма является самым консервативным, и единственный способ «расшевелить» его – длительные, многоразовые и детальные разговоры на заданную тему.

Однако наличие той или иной традиции, школы, практик или штудий отдельных личностей по вопросу о сексе вовсе не говорит о том, что эта тема не табуирована или не признана непристойной среди основной массы населения. При этом разработанные в своей ли или иной культуре практики могут быть знакомы любому желающему (в большем или меньшем охвате в массовости) из вступающих в половые отношения. (Кстати, в этой сфере, возможно, в наибольшей степени встречаются расхождения между изощрённостью индивидуальной сексуальной практики и способностью вести на эти темы открытый разговор, и даже просто присутствовать при оном разговоре.)

При всём при этом вряд ли существует народ, у которого не было бы 一 назовем его по Далю 一 похабного искусства. Оно может быть простонародным (частушки, лубки и тому подобное) или не таковым (например, иллюстрации к «Цзинь, Пин, Мэй», некоторые произведения как самого А. Пушкина, так и ему приписываемые). Не раз слышала, что практически в любом крупном музее мира в запасниках есть картины великих художников, которые не выставляются для всеобщего обозрения, дабы не травмировать нравственность посетителей.

Всё приведенное выше говорило, так сказать, о «нравах». Не менее интересен был бы разговор и о «временах». Ибо очень заметно, что эта тема (именно как тема теоретических рассуждений о роли и месте секса в жизни человека и человечества) как-то весьма интересно располагается во времени. Опять-таки посетую на собственную неосведомлённость об освещении этой темы в более отдалённом прошлом. А было бы интересно. Например, К. Скиппер лишь слегка подходит к освещению с этой точки зрения даосизма, но, увы, лишь подходит. В прошлом веке явно начинается активизация (или артикуляция?) этой темы весьма заметно. Скажем, конец позапрошлого века: вступая в некий новый период своего развития, человечество «порождает» З. Фрейда, который попытался на теоретическом уровне объяснить многое в человеческой психике подавлением сексуальности, чем и вывел обсуждение секса из подполья. З. Фрейд предполагал, что психоанализ может «разговорить» человека, тем самым раскрепостить его, чем, в свою очередь, помочь ему справиться со своими проблемам, ибо, как считают многие, поняв, можно не только простить, можно многое исправить. «В ХХ веке любовь [во всех её проявлениях] – это вид человеческой деятельности»[902]. А сексуальность – неотчуждаемая сфера человеческого бытия, область, где что-то происходит лично с тобой, крошечный островок приватности в мире, насквозь пронизанном властью языка, культурных стереотипов, тотальных информационных сетей и механизмом глобального потребления[903].

Все знают миф, который преследовал большевиков при коллективизации, – об обобществлении жён, о чём я уже писала