Кроме того, сказывалась и общая усталость последних дней.Отец настоял на том, чтобы быть рядом с сыном. Дронго не возражал. Ондействительно чувствовал, как силы покидают его. Во время перелета Тель-Авив —Париж он сидел в кресле, закрыв глаза, словно медитировал, и никто не решалсяего тревожить.

Отец, очевидно, понимал состояние сына. Они не говорили наэту тему, но иногда Дронго хватался за сердце, незаметно глотал очереднуютаблетку, а отец отворачивался, делая вид, что не замечает этих ухищрений.Приехав в Париж, они остановились в отеле «Ле Гранд Интерконтиненталь», которыйбыл расположен рядом с оперой Гранье и считался одним из лучших отелей города.Они сняли три номера, хотя Дронго не делал секрета из своих отношений с молодойженщиной. Но старая сила привычки, по которой он всегда жил один, заставила егои на этот раз снять отдельные номера.

И хотя Алиса Линхарт имела конкретное задание по обеспечениюохраны Дронго, тем не менее она явно пренебрегала своими обязанностями, судовольствием проводя время с каждым из мужчин. Если со старшим она любилапоболтать и посмеяться, то с младшим встречалась ночью и тоже замечала егонемного потухший взгляд и некоторое равнодушие, сквозившее во всех его словах идвижениях. Дронго словно устал от жизни. В первый вечер в Париже, когда онапришла к нему в номер, он даже не пошевелился. И тогда она, обиженная подобнымотношением, больно толкнула его в бок.

Он повернул голову и сказал:

— Извини. Кажется, сегодня я не в форме.

— Ты не хочешь, чтобы я приходила? — прямо спросила женщина.

— Нет, — ответил он, — как ты можешь такое подумать. Простоя очень устал. У меня какая-то усталость, не физическая, а совсем другая.Говорят, поэты в моем возрасте умирают. «Свой путь земной дойдя до половины, яочутился в сумрачном раю», — процитировал он Данте. — Кажется, я завершаюпервую часть своего пути и у меня просто кризис переходного периода.

— Что с тобой происходит? — спросила она. — Может, я могутебе чем-то помочь?

— Это не то, о чем ты думаешь. Просто, когда в меня стрелялии я чудом остался жив, я понял, что в другом коридоре и в другое времякакой-нибудь другой боевик или террорист уже не станет стрелять в меня газом, апо-серьезному пристрелит на месте.

— Ты боишься?

— Нет. Просто думаю, как глупо сложилась моя жизнь. В этотгород много лет назад я впервые приехал для выполнения самостоятельногозадания. Знаешь, какое оно было?

Женщина слушала молча, глядя ему в глаза.

— Меня решили проверить, так сказать, устроить своего родарозыгрыш.

Меня попросили в течение двух часов достать в незнакомомгороде огромную сумму денег. И это при том, что я не говорю по-французски.Правда, мне дали провожатого, но от этого суть дела не менялась.

— Над тобой тогда посмеялись?

— Нет. Я нашел деньги за два часа. Огромную сумму. Ты бывидела лица тех, кто отправлял меня на задание.

— Каким образом ты достал деньги? — улыбнулась она. — Тыограбил банк?

— Нет. Я выбрал ювелирный магазин, узнал фамилию комиссараполиции этого района и, позвонив хозяину магазина, сообщил о том, что магазинскоро будет ограблен, но комиссар Барианни просит не волноваться и не вызыватьполицию. Магазин все равно окружен, и когда преступники выйдут, они будутсхвачены с поличным. Видела бы ты, с каким удовольствием хозяин магазинаотдавал мне ценности и деньги, предвкушая, как меня арестуют на улице.

Она прыснула от смеха. Подвинулась к нему ближе.

— Тогда я был совсем другой, — закончил Дронго, — тогда всебыло иначе.

Тогда мне еще нравились эти игры.

— А сейчас не нравятся?

— Не нравятся. Раньше я занимался джентльменами, сейчасзанимаюсь подонками. Раньше я верил, что представляю великую страну. Сейчас отнее остались осколки. Раньше мне было интересно, сейчас противно.

— Твой отец выглядит моложе тебя, — вдруг сказала она, — тызнаешь, мне кажется, что в следующий раз я пойду к нему в номер.

— Я не страдаю эдиповыми комплексами, — засмеялся Дронго, —а он действительно сумел каким-то образом сохранить молодость в душе. До сихпор с удовольствием ухаживает за молодыми девушками. И я боюсь, что твоянеудачная шутка насчет его номера не совсем шутка. Просто он не отбиваетженщину у сына, а то я давно сидел бы один в номере.

Она обняла его за шею. Прижала к себе.

— Тебе нужно заканчивать с этим делом, — прошептала она, —давай прекращай свои расследования. Мир обойдется без Дронго. Ты просто сильноустал.

— Только не сейчас, — возразил он, — сначала я найду Мула.

— А потом свалишься. Я ведь вижу, как ты все время держишьсяза сердце.

Может, тебе лучше уехать?

— Не сейчас, — возразил он.

В дверь постучали.

Она сразу вскочила, потянулась за своей сумочкой, где у неележало оружие. Он встал, поправил рубашку, подошел к двери.

— Кто? — спросил он.

— Это я, — услышал он голос отца и сразу открыл дверь.

Отец вошел, даже не удивился, обнаружив в комнате Алису,словно ожидал увидеть ее именно здесь.

— Почему ты сидишь в номере? — спросил он сына. — Толькополовина девятого вечера. Мы могли бы пройтись по городу.

— Я столько раз бывал в этом городе, — устало ответил сын,усаживаясь в кресло и пододвигая другое кресло для отца. Алиса села на стоявшийу стола стул. Отец опустился в кресло.

— Ты становишься меланхоликом, — покачал он головой, — апо-моему, все не так плохо. Ты сумел распутать такой клубок, смог просчитатьвсе действия террористов. По-моему, уже это неплохо.

— Плохо, — сказал Дронго, — мы до сих пор не знаем, где онинанесут свой удар.

— А я знаю, — спокойно сказал отец. Они говорили по-русски,и Алиса не понимала, о чем идет речь, но видела, как подскочил сын, уставившисьна отца.

— Ты знаешь? — запинаясь, спросил он.

— Южное побережье Франции, — улыбнулся отец, — если бы ты нележал отшельником, а прошелся по городу или иногда включал телевизор нафранцузские каналы, то узнал бы, о чем сегодня говорит вся Франция и пишут всефранцузские газеты.

— Ты ведь не знаешь французского, — напомнил сын.

— А для этого не обязательно знать язык, — отец встал,подошел к телевизору, включил его, тут же переключил на один из французскихканалов. По телевизору показывали известных актеров Голливуда.