Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Делалась и оговорка – в случае, если где бы то ни было будет обнаружено «…присутствие вооруженных мятежников…», разрушать следует все, уже ни у кого не спрашиваясь. Перед выступлением в поход из Атланты Шерман приказал сжечь там все, что «…могло представлять для южан ценность…» и все еще не сгорело.
Официально он имел в виду мастерские, фабрики и железнодорожные депо.
III
Пережившие «марш Шермана к морю» южане вспоминали о нем, как о вторжении гуннов. Может быть, это и не такое большое преувеличение, как может показаться. Особых убийств и насилий не было, но грабеж был полным и повсеместным. Помимо фуражиров армии, которые весьма широко истолковывали приказ «…забирать все, что может пригодиться…», были еще и дезертиры, как «северные», так и «южные», были бежавшие от хозяев рабы, были просто бандиты, и все они двигались по краям полосы наступления и делали свое дело. Остановить их было некому – все, кто только мог, бежали как можно дальше. Мародеры, хоть официальные, хоть самодеятельные, действия свои никак не координировали и никаких расписок не выдавали. Соответственно, фермы грабились по несколько раз.
А когда там уже ничего нельзя было найти, их часто поджигали.
Южане уверяли, что сам Шерман получает пятую часть награбленного его фуражирами и что после кампании он увез из Джорджии больше двухсот золотых часов. Можно уверенно утверждать, что это сплетня – Уильям Шерман ни в каком стяжательстве никогда замечен не был. Но то, что он не имел особых иллюзий по поводу поведения своих людей – это тоже можно утверждать совершенно точно.
Вот один небольшой пример: Шерман объезжал расположение войск и наткнулся на солдата, который был буквально увешан добычей. Овощи свисали с него гирляндами, на штык был наколот окорок ветчины, а в свободной руке от тащил еще и курицу. Шерман на него рявкнул, солдат, не разобравшись, ответил ему тем же, и тогда солдату шепнули, что с ним говорит сам командующий. Солдат бросил курицу, молодцевато вытянулся и представился:
«Генерал, я – Абнер Дин, капеллан 112-го массачусетского!»
Если так вел себя капеллан, можно представить себе, что творила его паства – но Шерман делать ничего не стал. Он просто развернул свою лошадь и ускакал прочь. Все происходящее более или менее соответствовало его планам, которые он даже особенно и не скрывал. После трех с лишним лет войны обе стороны, и северяне, и южане, начали относиться друг к другу совсем не по-джентльменски. Пленных содержали в ужасных условиях, особенно южане. Если им не хватало пищи для своих солдат, то уж для пленных выделялись и вовсе крохи. Официально их кормили по нормам армий Конфедерации, но держали под открытым небом, в невероятно скученных лагерях, без всяких палаток или бараков, огороженных высокой сплошной деревянной изгородью. Единственный ручеек служил сразу и как источник питьевой воды, и как средство канализации.
Неудивительно, что пленные мерли как мухи.
Все это было известно, и Линкольн ежедневно получал петиции с просьбами об ужесточении условий содержания пленных южан. Вполне добропорядочные бизнесмены из Чикаго предлагали, например, кормить их «…по нормам южной армии…», то есть впроголодь.
Про беспощадную партизанскую войну уж был случай упомянуть, но и командиры регулярных частей делали всякие вещи. Скажем, генерал Форрест, герой Юга, велел однажды перебить всех негров, которые попали к нему в плен при захвате гарнизона северян. Тот факт, что они были солдатами федеральных войск, его не только не остановил, но и показался, так сказать, отягчающим обстоятельством.
Истребление «…людей в мундирах федеральной армии…» на Севере рассматривали как преступление, на население завоеванных областей смотрели как на «…пособников мятежа…» – и понемногу получилось так, что генерал Шеридан жег все, что только находил в долине Шенандоа. Он исходил из положения, что «…войну ведут не армии, а народы…».
Шерман думал то же самое.
IV
Атланта была главным торговым центром Джорджии, но столица штата размещалась не там, а в небольшом городке Милледжвилле. Он пал без сопротивления, и в здании штатной законодательной ассамблеи солдаты Шермана устроили представление: они торжественно отменили декларацию Джорджии об отделении от Союза. Пожар они устраивать не стали, но разнесли все, что только было внутри здания. Заодно разгромили и особняк губернатора, и городскую библиотеку. У другого городка, Грисволдвилля, армия впервые наткнулась на какое-то сопротивление: местное ополчение встало на пути грабителей с оружием в руках. Мужчин призывного возраста в городе не осталось, они все были в армии КША – ну, а что могли сделать несколько сотен стариков и подростков?
Ополченцев смахнули как надоедливых мух – и только дивились потом на их трупы. Противник тут, по мнению северян, был не подходящий для боя. Что, по-видимому, было вполне справедливо, но отставать от своих солдатам федеральной армии все же не рекомендовалось. С пленными, взятыми в Джорджии, партизаны-южане не церемонились и вешали их без всяких разговоров.
Армия Шермана между тем продолжала свой марш. В Вашингтоне точных сведений о ней не имел даже Линкольн. Когда Джон Шерман, брат генерала, спросил его, где же сейчас войска, он получил философский ответ:
«Ну, мы знаем, в какую дыру Шерман залез, но из какой он вылезет, мы пока не знаем».
Этой «дырой» оказалась все-таки Саванна – к ней подошли в первую неделю декабря, и оказалось, что вылезти из нее будет не так-то просто. Город был укреплен и готов защищаться, а вести планомерную осаду Шерман не мог – у него попросту не было для этого припасов.
Он, однако, не утратил оптимизма. Атакой с ходу был взят форт Макалистер, и бухта, вход в которую он защищал, стала новой базой армии. Флот был готов либо снабжать ее всем необходимым, либо забрать на борт и отвезти в Виргинию, на помощь Гранту.
Грант, собственно, на этом втором варианте даже и настаивал. Но поскольку формального приказа он пока не отдавал, Шерман занялся тем делом, которое мог сделать не откладывая. Он начал окружение Саванны, намеренно оставляя гарнизону путь отхода через реку, в штат Южная Каролина. Комендант крепости решил, что его долг – спасти свой гарнизон от плена, и ночью ушел из крепости. Шерман вошел в город без всяких дополнительных проблем.
Линкольн получил от него телеграмму с просьбой – принять Саванну как подарок к Рождеству.
Примечания
1. Форрест был и правда личностью легендарной. Он родился в такой же бедности, как и Линкольн, и жил тоже на линии двигающейся на запад «границы», но к 1861 году был уже плантатором и миллионером. В армию КША он поступил рядовым, но к 1864 году командовал дивизией. Создал целую концепцию «мобильной войны», участвовал в дюжине сражений и был способен в одиночку с саблей наголо броситься на целый полк, что он однажды и проделал.
I