Рядом послышался шум скатывающихся камушков и сиплое тяжелое дыхание. Том рассеянно перевел взгляд на край плато, понимая, что со стороны бездны кто-то поднимается. Вначале появились крепкие мужские пальцы, проворно отыскивающие надежную опору. Они напряглись, вцепившись в литые каменные выступы. Затем показался отведенный локоть правой руки и через короткое мгновение левой. Заключительный рывок – и человек, подтянувшись, с кошачьей ловкостью взобрался на плато. Это был не кто иной, как отец. Мужчина удивленно взглянул на мальчика и, не проронив ни слова, устало повалился на спину, восстанавливая дыхание и утраченные силы.

На лице Тома отразилась скорбь. Пристально всматриваясь в красивый мужественный профиль отца, он отстраненно произнес:

– Мы так похожи! Та же целеустремленность… И настойчивость! Мы никогда не отступаем от поставленной задачи, невзирая ни на какие преграды! Наш девиз – «Идти до конца»! Плохо это или хорошо, не имеет значения! Важен лишь конечный результат… Победа! Победа любой ценой! Своими безумными поступками мы словно пытаемся доказать всему миру, а главное, себе, собственную значимость! Что ты не ноль без палочки, а личность, с мнением которой стоит считаться! – И с горечью добавил: – Но больше всего нас роднит глубокая ненависть! Если мы ненавидим… То ненавидим всей душой! Каждой клеточкой тела! И никогда не изменим отношения к объекту своей ненависти, даже если человек не заслуживает этого!

– Ты это о чем? – мужчина приоткрыл глаза и растерянно посмотрел на мальчика, недоумевая, каким образом тот оказался на вершине горы. Если, конечно, это был не мираж. – И при чем здесь ненависть?!

– Тебе этого не понять, отец! – печально заметил Том. – Ты слишком узко мыслишь… Ограниченно! Тебя волнуют лишь собственные нужды – семья, работа, дом. А до проблем чужих людей тебе нет никого дела! Пусть хоть весь мир рухнет в Преисподнюю – главное, чтобы это не отразилось на твоем благополучии! Ты отгородился от внешнего мира, как черепаха, прячась в своем панцире и даже не догадываясь, что заточил себя в тюрьму, ошибочно называя это счастьем! Вот только ты заблуждаешься – это не счастье, а всего лишь навеянный морок, за которым скрывается твое невежество!

– Ты говоришь загадками, мальчик! И почему ты называешь меня отцом? Ты мне не сын! У меня вообще нет сына! Лишь дочь…

И тут же осекся, вспоминая, что дочери больше нет в живых. Его девочку убили. Жестоко надругались и убили. Невольно на глаза мужчины навернулись слезы, сердце болезненно сжалось, и он с тоской уставился в небо, едва сдерживая рыдания. Нет ни жены, ни дочери. Все мертвы. Остался он один-одинешенек. Один на всем белом свете. Только сейчас, после смерти жены и дочери, он понял, как сильно любил их и как ему будет их не хватать. Боль накатила новой сметающей волной. Стало трудно дышать, словно на грудь опустили пудовую гирю. Она давила… И жгла. Он ощущал себя одиноким деревом в бескрайней степи, которому разом отсекли крону и корни. В одно мгновение он лишился всего, что наполняло его смыслом жизни. И кто он теперь? Как жить дальше? А главное, для чего? Вся радость от восхождения в мгновение исчезла… Остались лишь разрывающая боль и ощущение, что мир в мгновение ока потускнел, потерял краски, словно он на глаза надел черные очки. И если бы ему вдруг предложили своей смертью сохранить им жизнь, он бы не раздумывая, сделал это. Но разум упрямо отказывался воспринимать их смерть. Где-то внутри теплилась слабая надежда, что все произошедшее не что иное, как ночной кошмар, и когда он проснется, все останется по-прежнему. Он вернется домой, и двери, как обычно, откроет жена, а дочь радостно кинется на шею, озорно смеясь. Но этого не случится… Из груди мужчины вырвался сдавленный стон. Никогда! Невозможно обмануть реальность, даже когда спишь. Ведь он прекрасно понимал: трагедия, которая случилась с его семьей, – реальная действительность, а то, что происходит сейчас, – всего лишь сон.

«Почему? – его выворачивало от отчаяния. – Чем они провинились перед тобой, Боже?! – он укоризненно смотрел в глубину небес, словно пытаясь в них отыскать ответ. – За что ты так безжалостно обошелся с ними?! Они не заслужили такой участи! Где же твоя высшая справедливость?! Почему ты милосерден к разным мерзавцам и равнодушен к судьбам невинных людей?! – Обида душила его. Но был еще гнев. И сквозь сжатые зубы он с яростью выдавил: – Как только земля носит таких извергов! У них совсем нет сердца! Я бы с радостью перестрелял всех подонков, как бешеных собак! Может быть, тогда люди вздохнули бы свободнее, а мир избавился от нечисти! Мои девочки… Вас отняли у меня!»

Его горю не было утешения. Он не смог уберечь их… Защитить. И какой он после этого мужчина – надежная опора семьи? Крепость… Нет. Он просто обычный слизняк, жалкое ничтожество, если позволил допустить гибель своих любимых женщин. По его мужественному лицу покатились слезы отчаянья. И не в силах больше сдерживаться, мужчина глухо разрыдался. Он не стыдился своих слез. Плакал о прекрасном прошлом, о потерянном будущем и несуществующем настоящем. Плакал, выплескивая всю свою боль, которая, как нож, резала душу. Плакал и не мог остановиться. В горле застыл горький ком. И он с трудом простонал:

– У меня никогда не было сына… Хотя я о нем и мечтал! А теперь вот не осталось и дочери…

– Как сказать! Как сказать! – неопределенно заметил Том и нервно сжал кулаки. – Когда-то ты сам приговорил его к смерти, слепо следуя своим эгоистичным порывам!

Но мужчина, словно не слыша ничего вокруг, горестно твердил:

– Патрисия! Моя дорогая Патрисия! На кого же ты меня оставила…

– Ты страдаешь?! Удивительно! – скрипучий голос мальчика наполнился злорадным торжеством. И от этого не по-детски грубого голоса у мистера Бика поползли мурашки. – Это для меня полнейшая неожиданность! Он плачет! Очень мило! Я даже не знаю, что и сказать! Неужели ты живой человек, а не бесчувственный камень?!

– Какое ты имеешь право меня осуждать! Тебе ли знать, какой я в душе! – вспылил мистер Бик, поспешно вытирая рукавом комбинезона слезы. – А плачу я потому, что потерял семью! У меня убили любимую жену и дочь!

– Какие мы несчастные! – Том задохнулся от ненависти. – Ты заговорил о душе? А есть ли она вообще у тебя, эта душа?! – Глаза подростка напоминали выжженные кратеры вулкана, в глубине которых бушевал огонь. Он почти кричал: – Ты ищешь у меня понимания, сострадания? Чтобы я пожалел тебя? Посочувствовал?! Но этого не будет! Ты ничего от меня не дождешься! – и, чтобы самому не разрыдаться от обиды, Том с силой прикусил нижнюю губу. Из уголка его плотно сжатых губ тонкой струйкой потекла кровь. – Задумывался ты о жалости, когда пичкал свою жену гормональными таблетками, чтобы вытравить неугодного тебе ребенка?! Я вижу, ты побледнел! – издевательски прохрипел мальчик, буравя мужчину испепеляющим взглядом. – Сказать тебе, что ты тогда чувствовал? Лишь ущемленное мужское самолюбие! Как она посмела изменить тебе! Тебе, с завышенной самооценкой! Господину, в ногах у которого валяются и просят благословения тысячи подобных ей! – Том яростно сжал кулаки. – Высокомерие взыграло в тебе! И честолюбие! Ты укорял жену за измену, хотя изменял ей сам! Ты замечал ее ошибки, но на свои не обращал внимания! Это справедливо?