– Вот и все! Я вновь один! – с неподдельной грустью заключил он. И только сейчас заметил, как трудно дышать. Каждый вздох слегка пьянил и кружил голову. Вопиющий случай – он задыхался от кристально-чистого воздуха, насыщенного кислородом.

– Вот тебе и новость… – развеселившись, заметил он. – Я настоящий выродок цивилизации… Для меня чистый воздух – яд!

Но по возможности стал дышать реже.

– Горы, как вы прекрасны! – громко крикнул мальчик в пропасть. И эхо далеко разнесло его слова, замерев где-то за горизонтом.

Том впервые был в горах, но уже словно сроднился с ними. Если раньше даже сам открывающийся вид с гор на любительских фотографиях отца вызывал у него неподдельный ужас, то сейчас отношение к ним в корне изменилось. Он испытал неведомое доселе чувство и без памяти влюбился в горы, уверенный в том, что эта любовь навсегда. Он полюбил их за детскую непосредственность и прямолинейность. «Характер на характер, грудь на грудь» – гласит неписаный закон гор. Ведь горы не терпят слабаков и трусов. Да те и сами не стремятся что-то изменить в своем слабом характере. Если ты боишься, бойся и дальше. Тебя никто насильно не заставляет начинать восхождение. Живи как жил. «Маленькому кораблю и ничтожное плавание». Мелочь и есть мелочь… Она никогда не перерастет выше никчемной планки. «Их вполне устраивает неглубокая лужа». Зато надежно и вполне комфортно. Они дрожат за свое благополучие и безопасность. А даже если появляется желание сделать «нечто безумное», они трусливо подавляют его, как можно глубже закапывая в мелочных душонках. Да и куда им дергаться, немощным? Силенок кот наплакал. Тяжелей набитого деньгами кошелька они ничего не поднимали. А ведь чтобы достичь скрытой за облаками вершины, балансируя между жизнью и смертью на тонкой страховочной веревке, мало одного энтузиазма. Необходимо мужество и полная концентрация всех жизненных сил. Чтобы мышцы тела заработали, как единый механизм. Именно здесь, в самом сердце отвесных скал, куется металл, и мужчины становятся настоящими мужчинами, укрепляя свой дух и закаляя тело. Таким был его отец – волевым, решительным и бесстрашным. Пусть он и ненавидел его, но это не мешало Тому восхищаться им. Сильный противник заслуживает уважения и признания за тонкий ум и несокрушимую волю к победе. «Умри как победитель» – девиз сильнейших. И поэтому он создал для него этот красочный сон, надеясь, что отец оценит по достоинству его старания. Лучше достойная смерть – словно уподобившись птице, испытать головокружительный полет, срываясь с высоты, – чем гибель на плахе палача, больше напоминающая мученическое жертвоприношение. Даже смерть может быть разной… Хотя итог один. Но Том ни в чем не раскаивался. Он делал все правильно. Ведь отец так любил горы. Отвесные скалы, бездонные пропасти, заснеженные пики…. И ликованье от очередного триумфа. И почему в последний раз в жизни не пойти ему навстречу и не доставить радость? Все это сейчас раскинулось перед его взором: скалы, пропасти, пики, ущелья. Он предоставил отцу все, чего тот страстно желал. Сам же Том прятал в душе глубокую обиду, острую боль. Отец со всей трепетной любовью и страстью относился к природе, искусству, предметам старины, музыке… Чужим детям… Ко всему, но только не к сыну, которого, наверное, ненавидел всеми фибрами души. И Том платил ему тем же. Вот только чего они добились, превратившись в заклятых врагов?

И внутренний голос торжественно заявил:

«Смертельной схватки, из которой ты выйдешь победителем!»

– А все могло быть иначе! – печально произнес Том. Непроизвольно на глаза мальчика навернулись слезы и робко скатились по впалым щекам, оставляя после себя две влажные дорожки. – Ты мог научить меня всему, что умел сам! И поверь мне… Я был бы прилежным учеником! И благодарным сыном! Сыном, достойным своего отца!

Он страдальчески вытер рукавом глаза и, с трудом сдерживая вырывающееся из груди судорожное рыдание, отчаянно прошептал:

– А что я получил взамен?! Презрение и ненависть! Боль и страдания! Где же справедливость?! Да есть ли она вообще на свете, эта справедливость?! – и, мстительно взирая в небеса, яростно выкрикнул: – Я обращаюсь к тебе, Бог! Где ты?! Почему бездействуешь?! Как ты мог спокойно допустить творящееся в мире безобразие, когда над безвинным человеком так жестоко издеваются?! Я же раб Божий… Твой преданный слуга! Или тебе нет дела до рабов?! – и озлобленно бросил: – Молчишь?! Ну и молчи дальше! Я сам изменю свою судьбу! Наперекор всем! И никто меня не остановит!

Но по-прежнему никто не ответил на его отчаянный крик души. Видно, Богу нет дела до судьбы одного человечка… Или Он был занят более существенными заботами о спасении целого мира. Его гробовое молчание словно говорило: со своими ничтожными проблемами ты разбирайся сам. Но какое дело Тому до судьбы всего человечества, когда сам он медленно тонул, беспомощно барахтаясь в болотной жиже? И Том вдруг ясно осознал, что никто его не пожалеет и не защитит, если он сам не постоит за себя. На душе стало горестно и тоскливо от ощущения полного одиночества. Он просто никому не нужен.

Мальчик не сдержался и расплакался.

– Бог, ты несправедлив! Ой как несправедлив! – Том огорченно покачал головой. – Ты наказываешь тех, кто даже не заслуживает этого… Беспомощных и убогих! И наоборот – милостив ко всяким мерзавцам, чье самое место в Преисподней! Почему?! Ведь я ничем не провинился перед тобой! Или ты слепо мечешь молнии во всех, кто находится рядом! Без разбора! Тогда ты совершил роковую ошибку, наказав меня! Тем самым ты наказал себя! Заставил меня сомневаться в тебе! Отнял надежду на лучшее будущее! Убил веру в высшую справедливость! Но теперь уже ничего нельзя изменить! Я смотрю вдаль и вижу лишь мрак! Тлен и прах! И это твоя прямая заслуга! Я не желал ничьей смерти… Я всего лишь стремился к пониманию! Чтобы окружающие меня люди – и тем более горе-семья – увидели во мне личность, а не неодушевленный предмет! Родители… Родители! – в голосе мальчика послышался немой укор. – Ведь я не бездушная кукла, поиграл и выбросил! Я так же, как и все, испытываю боль, страдая от вашего равнодушия! А может, даже больше, чем все! Несчастный с рождения! Загубленный урод! – Он плакал и не мог остановиться. – Неужели само понятие родительской любви для вас пустой звук? Сказал и забыл! Да и не было от вас даже намека на эту самую родительскую любовь! Мне досталась лишь ненависть! Вы все извратили, превратив внимание в рабскую кабалу, заботу – в пытку ежедневными упреками! Вашей злобности не было границ! Что и говорить, вы постарались на славу! Вы загнали меня, как дикого зверя, в нору! Заставляя жить под кроватью, как крысу! Неужели там мое место?! Сумрачный пыльный мир площадью метр на метр! Или большего я не заслуживаю? – Душу мальчика выворачивало наизнанку. – За что вы поместили меня в кромешный Ад «семьи», в которой родной ребенок стал всеми травимой мишенью?! – Он вновь горько усмехнулся. – Потому что я нежеланный ребенок? Отвратительное дитя измены? Мама… Мама! – он печально вспомнил уже летучий образ женщины. – Ты обвинила во всех смертных грехах меня, не желая признаваться, что это твоя промашка! Только на тебе лежит вина за мое рождение! Тебе и лишь тебе я обязан своим несчастным появлением на свет! И как ты могла вымещать злобу на собственном ребенке, с помощью которого добилась карьерного роста? Почему же ты не отплатила мне добром? Ведь именно я послужил для тебя той золотой ступенью, ведущей на самый верх престижа и признания! Но ты не оценила моего непосредственного участия в своей судьбе! Или просто проигнорировала. Тебя, видишь ли, замучили угрызения совести за свое тщеславие и корыстную слабость! И ты решила раскаяться! Но опять же в роли пострадавшей стороны выступил тобою обожаемый супруг! Тебя интересовало лишь его прощение, но никак не судьба собственного ребенка! А как же я?! – Мальчик тяжело вздохнул. – А я… как всегда остался в стороне без права голоса! Невинный младенец, послуживший разменной монетой! Обидно… И больно! Ты просто отказалась от меня, как товар выставляя на аукцион! И я пошел с молотка… – Том невольно сжал кулаки. – По стартовой цене! Продолжение ваших отношений приравнялось к моей преждевременной смерти! Нечего сказать, достойный размен! Не раздумывая, ты бездушно распорядилась моей жизнью, тем самым заглаживая свой греховный проступок перед любимым человеком! В угоду его прихоти! И тебя совсем не волновал моральный аспект твоего бессердечного деяния! Что ты, возможно, совершаешь святотатство! Можно еще понять и простить измену, но никак не убийство! Мама… Мама! – он осуждающе покачал головой. – Ты противоречива в своих поступках! Если ты так безумно любила мужа, зачем тогда изменила? Почему предпочла карьеру благополучию семьи? Захотела «блеснуть» своей самостоятельностью! Ну что? Тебе это удалось сделать! Ты стала звездой модельного бизнеса! Независимая и высокооплачиваемая… Деловая леди! Как и многие другие женщины, не упустившие своего шанса! «Тело для дела»! Выгодная сделка! Тогда ты считала, что многого добилась и малое потеряла… Разве только испытала некоторый дискомфорт. Но это мелочи жизни, на которые можно закрыть глаза! «Не я первая, кто добился успеха подобным способом, и не последняя», – успокаивала ты себя! Но ты никак не ожидала, что взыграет совесть, укоряя, каким образом ты добилась этих самых звездных высот… Чем расплатилась?! И ты решила плюнуть на все и вернуться в семью… к любимому мужу! – и злобно бросил: – Вот только я не понимаю, где раньше была твоя совестливость, когда ты легла под одеяло к уродливому старику? Спала?! Или ты просто не задумывалась о возможных последствиях?! Тебе вскружил голову чужой успех, и ты решила тоже добиться подобного фурора! Ты предпочла супружеской верности – пьедестал и рукоплескания! Надела на голову сияющую корону, которая на деле оказалась всего лишь жалкой подделкой! Королева стеклянного королевства! Жалкая марионетка! Возомнившая себя ферзем, а в реальности – просто пешка! Твой взлет больше похож на падение! Хотя я и уважаю тебя за то, что ты не растеряла остатки порядочности в вывернутом жабьем царстве! Разодетые пижоны-миллионеры… И девочки-«пустышки», готовые на все! Мода – не что иное, как узаконенные торги живым товаром! Обретая вещь, сластолюбец вместе с ней покупает и девочку-модель! Всему своя цена! Но ты повела себя достойно… И выбралась из грязи! Ты осознала, что доступность и собственная гордость – понятия несовместимые! И набралась мужества, чтобы открыть правду своего внезапного фурора мужу… Пусть и горькую, но правду! Невзирая ни на что, ты это сделала. В результате любовь победила, вы остались вместе! Но я осуждаю вас за то, что вы превысили свои полномочия и учинили самоуправство! – Слезы вновь навернулись мальчику на глаза. – Родной отец… Ты хотел отравить меня прямо в утробе матери! В пожирающем гневе ты решил отыграться и взять реванш за свое ущемленное мужское самолюбие. Желая немедленно избавиться от греховного плода! – и горько прошептал: – Откуда тебе знать, что травишь ты собственное дитя…. Свою плоть и кровь! Но даже будь я не твоим ребенком… Ты не имел морального права так просто в угоду своей прихоти распоряжаться чужой жизнью! Ты не Бог! И не тебе решать, оставить мне жизнь или нет! – Губы мальчика презрительно скривились. – Но лучше бы я умер в младенчестве, чтобы никогда не знать, что такое родительское пренебрежение! Когда всем на белом свете, даже самым близким людям, до тебя нет никакого дела! Умер сам или трагически погиб – не имеет значения! Вы бы, как собаку, закопали меня! А на следующий день даже не вспомнили бы, был я прежде или нет! И жить с сознанием этого больно до глубины души! Так что не требуйте к себе почтительного отношения… Ваша участь мне так же безразлична! Зло поражает зло! Вы сами потушили в моей душе Свет, заставив блуждать в кромешной Темноте! А у тех, кто выбрал образом жизни Ночь, и душа черна как Мрак!