хорошо придумали. В аптеке-то всяких снадобий хоть обпейся. Как проснется Машенька, отнесу ее к Мартыновичу.

Я посмотрела на редьку с медом и грустно улыбнулась. Теперь не понадобится. Но тут раздался приглушенный кашель, и я удивленно посмотрела по сторонам. Это еще что такое?

Кхык-кхык, кхык-кхык… Это кхыканье доносилось из-за печки. Мы с Селиваном переглянулись. Прошка!

Заглянув за печной закуток, я нахмурилась. Мальчишка сидел на корточках и старательно прикрывал рот ладошкой.

- Та-а-ак… Ты, что тут делаешь?!

- Не виноват я! – сразу же запричитал сорванец, прижимая руки к груди. – Я говорил ей: не пей! Да кто ж такое лакомство пить не будет? Евдокия квас на меду сделала, а я его с погреба укра-а-ал!

- Машутку квасом напоил? – я пощупала его лоб. Слава Богу, жара не было.

- Напои-и-ил… - всхлипнул Прошка. – Наказывайте меня, чего-о-о у-у-уж…

- Марш в постель! – я хотела дать ему подзатыльник, но передумала. Ему и так плохо. Все воспитательные беседы проведу потом. – Сейчас теплое молоко с маслом пить будешь!

- Я не люблю молоко с маслом! – скривился Прошка и снова закашлялся. – Не стану пить!

- Селиван, а ну-ка выпори его хорошенько! – с полной серьезностью приказала я. – Чтоб штаны не смог надеть!

- Это я сейчас… - Селиван принялся закатывать рукава, посмеиваясь в бороду. – Скидай портки, засранец!

- Изверги-и-и! Мучители-и-и! – громче прежнего завыл мальчишка, отступая к двери. – Давайте-е-е, травите своим молоком, все вытерплю-ю-ю! Измывайте-е-есь над Прошенькой!

Ну, вот и редька с медом пригодится.

Разобравшись со своим «лазаретом», я пошла в парикмахерскую, где меня уже ждали клиенты. Кто-то обратился к дядюшке, но те, кому нужна была именно моя помощь, терпеливо ждали, сидя на лавочке.

Среди них был и Семен Степанович Яичкин. Он увидел меня, пригладил усы, поправил мундир, а после сказал:

- Разговор имеется, Елена Федоровна.

- Проходите, Семен Степанович. Пока я вас буду в порядок приводить, вы мне все и расскажете, - я поздоровалась с остальными. – Добрый день. Не устали ждать?

- Да мы бы и еще подождали, Елена Федоровна! – с улыбкой ответил один из мужчин. – Я тут сказать хотел… Возьмите мою бороду!

- Зачем мне ваша борода? – засмеялась я, не понимая, о чем он толкует.

- Дык я хочу, чтобы вы ею Жюля за пояс заткнули! Когда станете с ним умениями мерятся, я свою бороду отдам, еще и нахваливать буду!

- И мы тогда придем! – загалдели другие мужики. – Слышали ведь, что несправедливость такая! Что оговаривают вас!

- Что ж, тогда сегодня я вас стричь не стану, - у меня даже сердце защемило от благодарности к этим простым людям. – Если согласится Жюль на мое предложение, я вас там и подстригу. А если откажется, приходите в воскресенье и родственников ведите. Кто с вами придет, я тому бесплатно парикмахерскую услугу окажу.

После разговора с мужчинами я как на крыльях впорхнула в парикмахерскую, где меня ждал квартальный надзиратель.

- Итак, о чем вы хотели поговорить со мной? – спросила я, надевая на него пелерину.

- Из того места, где вы жили, до того, как приехать в Москву, пришел запрос… - Семен Степанович понизил голос. – Вас разыскивает кузен. Он интересуется, проживаете ли вы у дядюшки покойного мужа.

Кузен?! Какой, к черту, кузен?! Прасковья говорила, что Елена Федоровна никаких родственников не имеет! Хотя… в жизни всякое бывает. Мало ли, почему она скрывала своего родственника. Но мне-то теперь что делать?!

Тем временем квартальный надзиратель продолжал:

- Я пришел к вам, чтобы узнать: кто этот человек. Дурных людей хватает. Ежели это правда, кузен ваш, Елена Федоровна, я немедля ответ и отправлю.

- Нет у меня никаких кузенов, - я решила держать оборону до последнего. – Не знаю, кто это родственником представляется. Страшно мне стало, Семен Степанович. Вдруг и правда кто-то дурное замыслил?

- Истинно так и есть! – неожиданно поддержал меня дядюшка, прислушивающийся все это время к нашему разговору. – Мне и племянник мой, упокой Господь его душу, писал, что у супруги его никакой родни и в помине нет! Такую и искал! С выгодой к браку подходил, чтобы родственников, окромя жены не кормить!

- Ну, ежели так, то отпишусь ему, что нет здесь такой! Никто в цирюльню Волкова не приезжал и на житье здесь не оставался! – возмущенно заявил квартальный надзиратель. – Вот сразу у меня душа ёкнула! Как только письмо это в руки взял! Ишь, ты! Повадились людей приличных окручивать!

- И правильно! – Тимофей Яковлевич, потряс ножницами. – Нечего сюда всяких приблуд зазывать!

Вроде бы проблема и разрешилась, но на душе у меня скребли кошки. Этот кузен уж точно не с неба упал.

Когда на улице запели сверчки, встречая приближающуюся ночь, я вышла на улицу, чтобы побыть в одиночестве. Хотелось посидеть в мягких сумерках, наслаждаясь тишиной.

Этот день был чересчур насыщенным. Он оставил неприятное липкое чувство, от которого хотелось отмыться.

Мое внимание привлек цокот копыт. Кто-то ехал по улице. И чем громче становился цокот, тем сильнее у меня колотилось сердце. Никогда я не имела такую чувствительность к происходящему, но теперь могла похвастаться отменной интуицией. Возможно, это особенности нового тела или…

Темный силуэт всадника появился перед калиткой и на какую-то секунду замер. Потом мужчина легко спрыгнул на землю, вызвав во мне целую гамму чувств. Давид.

Я не шевелилась и даже прекратила дышать, чтобы не выдать своего присутствия. Он тоже не спешил войти во двор. Давид некоторое время стоял у калитки, потом отвернулся, словно бы желая взлететь в седло и умчаться прочь. Но проиграл душевную борьбу.

Я резко поднялась, когда Давид вошел во двор. Нужно уйти! Сейчас же! Князь даже не заметит моего присутствия!

- Что вы здесь делаете? – мой язык как будто жил своей жизнью.

- Елена Федоровна? – Давид шагнул ко мне. – Почему вы на улице?

- Захотелось подышать свежим воздухом, - я ощутила его аромат, который донес до меня легкий вечерний ветерок. – А вот что здесь делаете вы, можно узнать?

- Я пришел сказать, что уезжаю… Мне нужно на место службы, - голос князя прозвучал хрипло и немного взволнованно. – В Москву я вернусь в конце августа.

- Желаю вам счастливого пути, ваше сиятельство, - произнесла я, стараясь, чтобы мой