Леви куда лучше знала, что́ хорошо для девочки. Но она достойно примет этот удар. Это будет ее личной жертвой ради сохранения общины.

– Мы не можем заставить Бат-Шеву переехать, – воскликнула Хелен. – С чего бы ей к нам прислушиваться, если она сама этого не захочет.

– Мы и не будем заставлять. Но есть способы так что-то кому-то предложить, что человек и сам поймет: лучшего решения не найти. – Хелен начинала раздражать миссис Леви. Ведь еще недавно та соглашалась со всем, что бы ни сказала миссис Леви, и она привыкла к неизменной поддержке. Но теперь Хелен стала много себе позволять. Надо с этим разобраться, когда разрешится история с Бат-Шевой.

– Мы не можем указывать Йосефу, как ему поступать, но должен же быть способ хотя бы ограничить ее общение с девочками, – заметила Джослин. – Так мы сможем локализовать проблему.

– Я могу до посинения втолковывать что-то Илане, но она все равно сделает как захочет, – сказала Арлина Зальцман.

– И Бат-Шева все еще преподает в школе, господи помилуй. Как мы можем оградить их, если она их учительница? – вопрошала Норель Беккер.

– Но кому, как не родителям, решать, кто будет учить их детей? – недоумевала Ципора Ньюбергер.

– Вот именно, – согласилась миссис Леви. – В самую точку, Ципора.

Миссис Леви и Ципора переглянулись: они одинаково смотрели на ситуацию. Уволить Бат-Шеву, и незамедлительно – единственный выход. До конца учебного года оставался месяц-другой, и на такой короткий срок найти замену урока совсем не проблема. Девочки могли бы лишний раз поизучать Хумаш или еврейский закон или просто самостоятельно позаниматься. А на следующий год можно придумать что-нибудь полезнее художеств. Миссис Леви представила себе пустой заколоченный класс рисования. Дурное влияние Бат-Шевы не распространится на всю школу. Ципора Ньюбергер воображала аварийную бригаду, которая летом изничтожит все следы пребывания Бат-Шевы. И потом комнату переделают для занятий по домашнему хозяйству, с новехонькой плитой, встроенной микроволновкой, сверкающей посудой, парой ультрасовременных швейных машинок, с поваренными книгами и интерьерными журналами на полках, где когда-то хранились краска и уголь.

Миссис Леви и Ципора повернулись к Рене Рейнхард. Она была президентом Женской группы помощи, и пора уже ей проявить себя в столь важный момент – для этого ее и выбирали. Если Группа откажется спонсировать художественную программу, у Бат-Шевы нет шансов остаться в школе.

– Что вы на меня смотрите? – Рена почти не следила за обсуждением. У нее было полно своих проблем и ни малейших сил вникать во что-то еще.

– Может, у Женской группы есть другие приоритеты помимо искусства, – подсказала миссис Леви. – Если ты понимаешь, о чем я.

– Не знаю. Не уверена, что хочу в этом участвовать.

Рена опустила то, что ей нравилась Бат-Шева, даже после всего, что приключилось. Она по-прежнему не общалась с ней так, как раньше, но все же чувствовала себя в долгу после того, как Бат-Шева поддерживала ее весь этот жуткий год. И потом, она сомневалась, так ли уж виновата Бат-Шева в бунтарских настроениях девочек. Если Рена чему и научилась в истории с мужем, так это тому, что все проблемы мира за пределами общины – разводы, наркотики и прочее – не исчезают только потому, что ты религиозен. Религия, вероятно, служит неким буфером, но рано или поздно эти вещи находят окольную дорогу.

– Никто тебя не просит о непосредственном личном участии, но Женская группа помощи имеет отношение ко всем нам, – заметила миссис Леви. Трижды побывав президентом, она знала, что говорила.

– И уж по крайней мере у нас должна быть возможность высказаться, – вставила Ципора.

Под прицелом их взглядов Рена не осмелилась ничего возразить.

– Хорошо, если вы все считаете, что нужно устроить собрание, думаю, я могу это организовать, – согласилась она, отлично зная, что еще очень об этом пожалеет.

Значит, решено: если мы хотим положить конец пагубному влиянию Бат-Шевы на девочек, придется ее уволить. Если она перестанет преподавать, у девочек не будет повода вечно отираться около нее. И тогда отъезд Бат-Шевы – лишь вопрос времени. Она сложит свои вещи в машину и уедет прочь из города, по той же дороге, по которой прикатила сюда много месяцев назад. И наша община наконец станет такой, как прежде.

Покончив с этим делом, мы перешли к другим вопросам. Песах приближался так стремительно, неужто мы успеем убраться? Мы обсудили, есть ли у кого новые рецепты. Нам надоело готовить одни и те же картофельные кугели и бисквиты. Хелен Шайовиц сообщила последние новости про свадьбу. Каждую неделю она держала нас в курсе событий, и теперь до главного торжества оставалось пятьдесят три дня. На прошедшей неделе загвоздка была в том, что Тамара вбила себе в голову, что хочет танцевать в белых кедах, а не в чудных, покрытых кружевом лодочках на высоком каблуке, которые выбрала для нее Хелен. Нет, Хелен этого не понять; да она бы скорее умерла, чем надела теннисные туфли на собственную свадьбу.

В тот вечер, когда в небе зажглись три звезды, наши мужья завершили шабат гавдалой, славя Всевышнего, отделившего святое от повседневного, свет от тьмы, седьмой день отдыха от шести дней творения. Перед нами горела плетеная свеча, озаряя путь в новую неделю. Мы вдыхали бесамим – корица и гвоздика должны были утешить нас в прощании с Субботой – и окунали свечу в вино, наблюдая, как голубое пламя потрескивает и гаснет. Шабат закончился, пора было приниматься за работу. Мы включили свет и взялись за телефоны.

У каждой было свое задание. Предстояло обзвонить директора школы, главу правления и всех членов исполнительного комитета Женской группы помощи, не участвовавших в нашей встрече. Трудно было в последнюю секунду согласовать удобный день собрания. Вечер понедельника был занят маджонгом, и эта традиция была старше самой Женской группы помощи. Четверги тоже не хороши: слишком много надо успеть к шабату. В конце концов, сверившись с бесчисленными расписаниями и толстенными ежедневниками, мы назначили собрание на вторник через две недели.

А до той поры наш мир застыл в полнейшей неопределенности. Все, что было для нас важно, висело на волоске над бездной, и мы могли лишь сидеть и смотреть, куда все качнется. Мир словно замер на те считанные секунды, когда солнце тает за горизонтом, когда уже не день, но еще и не ночь. И был в этих минутах даже некий покой, своего рода смирение, когда ничего другого не остается, как только ждать.

17

Собрание Женской группы помощи было назначено на неделю, что предшествовала