– Ты выжила из ума? Ты могла убить нас!

– Тогда, полагаю, избавила бы нас от страданий, – парирую я.

– Что бы ты там себе ни напридумывала, забудь. – Он так близко, что я чувствую ткань его пиджака. Воздух наполняется его ароматом, и меня, как разряд молнии, поражает ностальгия, но я остаюсь непреклонной.

– Я не могу забыть.

– Тебе нужно вернуться к своей жизни.

– Просто поговори со мной – это все, чего я хочу.

– Скажу только раз. То было в прошлом. А «сейчас» не существует.

Он отпускает меня, словно прикосновения приносят ему боль.

– Ты все тот же самодовольный, наглый, заносчивый ублюдок.

– Нет, – ядовитым тоном произносит Тобиас. – Я намного хуже и всегда таким буду. Возможно, многое ты помнишь, но, кажется, об этом забыла.

Он поворачивается на каблуках итальянских ботинок и идет обратно к машине.

– Ты заманил меня тем предложением. Знал, что в конечном счете я захочу избавиться от бремени, когда ты не осуществил задуманное, не забрал у отца компанию. Почему ты не надавил на него?

Тобиас останавливается и поворачивается ко мне.

– Какое это имеет значение? Теперь компания моя.

– Боже, да ты смешон. Должно быть, тебе претит думать, что я стала взрослой женщиной и ты больше не сможешь мной манипулировать.

– Я получил, что хотел. Так что твоя точка зрения спорна.

– Не совсем, – глумлюсь я. – Я не отпущу тебя, пока не дашь ответы, которые я заслуживаю. Я и так долго была в неведении.

Мы смотрим друг на друга, и я знаю, что Тобиас видит на моем лице несогласие.

– Сесилия, уезжай домой. – Он садится в машину, хлопает дверью и срывается с места.

Глава 36

В холодном поту я сдергиваю пуховое одеяло, ноги болят, а с губ срывается мучительный крик. Я всю ночь гонялась за Шоном по лесу, умоляла его остановиться, а он не оборачиваясь продолжал бежать.

– Проклятье! – Швыряю через всю комнату бутылку с водой, она ударяется о стену, а потом падает на ковер прямо перед залитыми лунным светом стеклянными дверями, и из нее вытекает оставшаяся вода.

Я неустанно сражаюсь со своим подсознанием. В активное время суток намного легче, но ночь за ночью я в каком-то смысле скорблю по одному или по всем ним.

И это жалко, поскольку во сне меня почти всегда отвергают.

Я прошу, умоляю их не покидать меня, любить, простить. Хотя бы раз хочу разозлиться, сказать им, что они лжецы, что они не заслужили ни меня, ни моей верности, самоотверженности, моего навеки преданного сердца. И все же я всегда гоняюсь за ними, умоляю о прощении и отпущении грехов, умоляю ответить на мои чувства взаимностью.

Даже демонстрируя в часы бодрствования свои сильные черты характера, ставя на колени зрелых мужчин во время деловых сделок, во снах я всегда слаба. И сознание не сменит гнев на милость, а будет и дальше заставлять вспоминать прошлое. Оно не вернется к истине ни сегодняшнего дня, ни вчерашнего. Не в силах побороть подступающие эмоции, я набираю номер и молюсь, чтобы она взяла трубку.

– Что случилось? – сонным голосом говорит Кристи.

– Мне только хуже. В этом городе становится только хуже.

– Я здесь.

– Извини, – посмотрев на часы, вздыхаю я. – Знаю, уже поздно.

– У меня тут ребенок грудь сосет, а я смотрю всякие видео, так что, поверь, я не злюсь.

– Поцелуй его за меня.

– Обязательно.

Несколько секунд мы сидим молча. Она ждет.

– Какая же я дура. Все живут дальше.

– Я твоя лучшая подруга и говорю тебе, что ты вела себя как робот с той минуты, как вернулась из той дыры. С того года ты изменилась. И я не говорю, что не люблю тебя или твои недостатки, но я вижу твое лицо, когда, по-твоему, никто не видит. Ты встречалась с тремя парнями, которые заморочили тебе голову и растоптали сердце, а один погиб в аварии, и ты так и не оплакала его должным образом.

Меня снедает чувство вины, но эти тайны я обязана сохранить.

– Могу я кое-что спросить, Си?

– Глупый вопрос, конечно.

– Ты беременна?

– Что? Нет! Нет, конечно. – Я слабая. И такая слабая не могу с ней разговаривать. Я слишком долго хранила свои секреты. – Просто очередной дурной сон приснился. Оклемаюсь.

– Слушай. Однажды дети, которые мешают спать и сосут мою грудь, пока она в кошмар не превратится, вырастут, а значит, когда ты разбудишь меня посреди ночи, я тебя прикончу. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Если будущее с Колином сюда не входит – ладно. Если тебе нужно вернуться в этот балаган, чтобы примириться с прошлым, – ладно. Но убедись, что это пойдет тебе на пользу, Сесилия. Ты достаточно натерпелась с этими мерзавцами.

– Так и поступлю.

– Хорошо. Помни, почему ты оттуда уехала.

– Уж поверь, этого я забыть не смогу.

– И не забывай, кто ты, мать твою, такая. Генеральный директор и настоящая сорвиголова. Ты каждый день доводишь до слез взрослых мужиков.

– Спасибо. Люблю тебя.

– И я тебя.

* * *

Я почти завершаю свою презентацию и чувствую на себе его тяжелый взгляд. Сегодня наше первое утреннее совещание. Тобиас уже уволил всех членов правления. Перед нами стоит задача переделать завод из корпорации в открытое акционерное сообщество. Я не удосуживаюсь поинтересоваться у него, как он поступит с остальными заводами, потому как уверена: стоит Тобиасу увидеть мои планы на завод в Трипл-Фоллс, и он произведет такие же изменения с остальными. Райан сидит за столом вместе с Шелли, одной из помощников Тобиаса, пока я показываю презентацию, над которой работала полночи. Это мой пошаговый план, нацеленный на исправления ошибок прошлого «Хорнер Тех». Благодаря ему у верных сотрудников появится премиальная система, вместе с улучшенной медицинской страховкой и пенсионным обеспечением.

– Жизнь сотрудников не изменится в одночасье, но год может многое изменить.

Я останавливаюсь, озвучив вслух эту мысль и чувствуя пристальное внимание мужчины, который, как мне казалось, существовал лишь в моих снах.

– Си? – спрашивает Райан, пока я стою, с головы до ног охваченная воспоминаниями о теплой летней ночи, наполненной сентиментальными поцелуями, вином, светляками, волшебством созданного нами места, где мы познавали друг друга и никого, кроме нас, не существовало.

– Си? – снова зовет Райан, и я пытаюсь прийти в себя.

– Извините. – Я откашливаюсь, чувствуя, как горит половина лица и шея. Не смотрю на Тобиаса, но весь обветшалый конференц-зал буквально потрескивает с тех пор, как он сюда вошел.

– В течение следующего года, – продолжаю я, – мы не только дадим