Илья огляделся еще раз. Надо срочно прибраться, пока всё тихо и никого нет. И все-таки как было бы здорово узнать… Ведь если они влезли туда, то могли догадаться. Хотя… Илья облегченно вздохнул. Важно, что он жив, успокаивал он себя. И почти здоров. Почти. Нервы ни к черту. Зачем он вообще согласился принимать участие в этом представлении? Но сейчас и это почти не важно. Почти. Это «почти» везде преследовало его. Не хотелось думать о плохом именно сейчас, на финише.

Он еще раз внимательно огляделся. Всё было так демонстративно разбросано, сдвинуто и переставлено, что тот, кто это сделал, явно хотел, чтобы Илья поднял какой-то шум вокруг этого инцидента. И самое главное, была совсем непонятна конечная цель этой провокации. Что же делать, что делать?..

Обернувшись на шорох, он оторопел. В дверях стояла Любовь Ивановна, в руке она держала флешку.

— Ничего не надо трогать. Вас должны взять. При свидетелях, с описью и как полагается… Потерпите, Илья, так надо…

Она это прошептала ласково и утвердительно качнула головой: мол, не сомневайся…

— У вас есть еще не более пяти минут. Тут инструкция, я не могла вас ни о чем предупреждать, и вообще… Всё узнаете позже. Главное, вы должны сделать сейчас так, чтобы оттянуть внимание на себя. Понимаете?

Она вложила флешку в потную ладонь Ильи и ободряюще улыбнулась.

— У вас мало времени. Особо не скандальте, но и не молчите. Всё будет хорошо…

Дверь за ней тихо прикрылась.

Что за наваждение, что за бред? Илья в растерянности никак не мог вставить флешку в USB-разъем компа. Наконец ему это удалось. Открыв папку, он прочитал инструкцию, где ему следовало прикинуться «веником», подписывать все бумаги, не психовать, но постараться вести себя как можно более вызывающе. Главное, чтобы его взяли, с большим шумом и с помпой. Обязательно. После прочтения сего письма тут же его удалить…

Конечно же, Илья не знал, что этот отвлекающий маневр был рассчитан на то звено УФСБ по Приморскому краю, которое не курировало операцию. Но в том подразделении сидел человечек, координировавший и сливавший дальше всё, что происходило на данном этапе, и этот человек, очень большой начальник, уже был на прослушке. Стоило взять Илью, который формально был заслан как проводник, со счетами, но не отвечающий за груз, должен бы поступить звонок в Москву, где находились люди из оппозиции, к властям. Они должны были поднять большой шум. Очень большой. Но этого нельзя было допустить. Другие парни хотели заработать много «зелени», очень много. Россия бы просто бы захлебнулась от этой партии. На кону стояла операция с бюджетом в четверть миллиарда долларов. Притом в Штатах были люди, которых устраивал любой из сценариев: или продвижение партии и её реализация или вскрытие карт с подключением оппозиции к властям и создание бунта на корабле под названием «Россия». Третий сценарий — это обнаружение и купирование всех метастазов, проникших во властные структуры общества. Операция, была несколько раз под угрозой провала, и наконец, по приходе «Надежды» в род ной порт, должна была наступить развязка. Дальше уже вся цепочка — в Штатах, Египте, Панаме и в России, от Владивостока до Екатеринбурга, Питера, Москвы и Ростова-на-Дону — находилась под неусыпным контролем. Спусковым крючком был арест корреспондента, и дальше, по цепочке, начиналась спец операция. Когда генерал УФСБ по Приморскому краю сделал определенные «телодвижения», мышеловка захлопнулась. Сотни людей в разных концах света ждали сигнала. Для Ильи это был звездный час, но он этого не знал.

Когда Илью выводили, почти никого не было на верхней палубе, только капитан и старпом. Лица и одного и другого были вытянуты в недоумении. Капитана, перед тем как задержать корреспондента, пригласили в каюту, где находились двое понятых — моторист Вдовин, живущий по соседству, и электромеханик Юрий Иванович; оба стояли растерянные и совершенно не знали, как реагировать на происшедшее. Капитана ввели в курс событий. У старика электромеханика бугрились желваки на худых щеках, он сверлил Сечина уничижительным взглядом. Вдовин сжимал кулаки; казалось, что он сейчас саданет начинающего наркодилера в челюсть.

— Вот гад! — прошипел он. — На нашей «Надежде»… Да я тут… Да мы тебя на рее бы подвесили!..

— Тише, Вдовин! Без резких движений! — осадил его капитан. — Разберутся. — Он углубился в чтение протокола. В каюте стояла гнетущая тишина.

Илья сидел тут же на диванчике и блудливо улыбался. Это поразило всех.

— Что это такое? Ты с ума сошел, парень… — Капитан Синицын оторвал глаза от протокола.

Илья ничего не ответил, лишь нервно повел плечами.

Два погранца не спеша несли немудрящий скарб корреспондента — ноутбук, чемодан и баул, а также «вещдоки» в полиэтиленовом пакете. Когда по штормтрапу Илья спускался на пограничный катер, он пытался по-прежнему беззаботно улыбаться, но это у него уже плохо получалось.

— Вот те на! — озадаченно поскреб затылок старпом. — Никогда бы не подумал: вроде нормальный парень. А, поди ж ты…

— Да-а-а! — глубокомысленно протянул капитан. — Ему лет на семь светит эта заморочка. А меня, видать, спишут на берег… — Он с досадой махнул рукой.

Постояв чуть в раздумье, взлетел, почти не касаясь поручней, на капитанский мостик и, глядя в бинокль, еще долго провожал пограничный катер, пока тот не скрылся из виду за одним из островков.

Парусник покачивался на легкой волне. Впереди была бухта Золотой Рог. Там еще стелилась у лиловой воды предрассветная дымка, вдалеке виднелся сонный, только-только просыпающийся Владивосток. Из-за кромки воды выползало яичницей-глазуньей сентябрьское прохладное солнце. Начинался новый день.

Весть о том, что арестовали корреспондента и режиссера морского «Гамлета» Илью Сечина, мгновенно разнеслась по кораблю.

Пал Палыч сидел у себя в каюте, когда ему доложили о ЧП с корреспондентом. Тот чмокнул в удивлении.

— И такэ бывае, що свиння спивае… — глубокомысленно изрек он и полез в холодильник, где у него стояла початая бутылочка хорошего виски.

Маша сначала не поверила, потом разревелась в голос. Петрович попробовал ее успокоить. Приняв грозный вид, он прикрикнул на зареванную девчонку, а потом, сам испугавшись своего крика, прижал ее к груди и, как дочку свою, гладил по пшеничным волосам, шептал:

— Ну, не плачь шибко! Да ты, девка, влюбилась! — догадался он. — Упустил я из виду, не запеленговал! Любишь? Эх ты! Может, это ошибка какая. Не такой он парень. Не убивайся так. Всё образуется, вот увидишь.

Катя с Олей в темноте каюты вдруг тоже зарыдали. Петрович цыкнул на них.

— Нашла кого любить… Отбой аврала! Не наш он. Так, прибился. Мы тебе морячка найдем.

— Спасибо, Владимир Петрович, я уж как-нибудь сама… — Она утерла слезы. Глаза у нее сузились. — Не мог он это сделать, не мог!

Катя с Олей сидели на краешке койки, сцепившись руками, и молча, сострадающе смотрели на подругу.