Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За день средний бразилец, даже очень бедный, выпивает не менее двадцати малюсеньких, на два-три глотка, чашечек такого кофе и, как «Отче наш», почитает и выполняет «сиесту». Как я убедилась на собственном опыте, «сиеста» в тропиках не роскошь и не ленивая вальяжность бытия (хотя одно не исключает другого), а средство выживания. Жара и влажность выматывают силы, постоянная жажда, неумеренное потребление жидкости вымывают влагу и соли из организма, и, как результат, обильное потоотделение, падает давление и послеобеденный отдых жизненно необходим.
Когда же дома у тебя такая егоза, как Люка, которая умудрялась быть сразу в нескольких местах сразу (на нее тропики почему-то не действовали), отдых днем для меня был проблемой. В первый год в Рио я не работала и, как всегда говорят о неработающих женщинах с маленькими детьми, «сидела» дома.
Все же, несмотря на то, что я «сидела», а, может, и вопреки этому, время от времени отключалась на получасовой дневной сон. В чем дело, в конце концов? Можно по-настоящему отдохнуть? Приходилось принимать все меры предосторожности: закрываю на ключ двери в кухню, ванную, убираю все подозрительные предметы, убеждаю свою доченьку поиграть в куколки, падаю на кровать и сразу, словно в дурноту, проваливаюсь в глубокий сон… Вдруг чувствую удушье, задыхаюсь в буквальном смысле слова. Снится какой-то кошмар: тону в море, вода заливает нос, горло, потом это уже не вода, а какие-то удушливо пахнущие цветы, лианы… Они давят мне грудь, душат за горло… Просыпаюсь, но острый, одуряюще медовый запах не исчезает. Оказывается, возле моего носа на прикроватной тумбочке моя добрая доченька что-то сосредоточенно размешивает в картонной коробочке, наполненной перьями. Она их наковыряла из ма-а-аленькой дырочки в подушке, привезенной нами на всякий случай, вдруг в стране напряг с постельными принадлежностями! наполнила коробку, а потом опрокинула туда флакон духов «Красного мака». Чуть оправившись и отдышавшись, я нелепо и хрипло спрашиваю: «Что ты делаешь, доча?» «Сюп», – невозмутимо отвечает доча. Видно не все я позакрывала и не все подозрительные вещи припрятала.
Эти духи «Красный мак», потом «Красная Москва», «Серебристый ландыш» мы взяли для сувениров. Крепкий, стойкий и сладкий парфюм очень ценился в Латинской Америке. Кстати, «Красный мак» – мои первые духи, мне их подарила сестра на восемнадцатилетие. Возможно, для молодой девушки и не совсем подходящий запах – просто его нужно совсем крошечную капелюшечку – но я полюбила их на всю жизнь. Я бы и сейчас, вопреки моде, ими бы пользовалась (на даче?!) – теперь духи «Красный мак» уж точно бы подошел к моему возрасту, но в парфюмерных магазинах что-то их не вижу. Наверно, уже не производят. Хорош был и запах «Серебристого ландыша», а потом похожий на него, нежный и тонкий, «Диориссимо».
Так малышка во время сиесты расправилась с моими любимыми духами.
Люка в два года уже обреталась в Рио-де-Жанейро, а не в городе Щучин, как ее старшая сестренка. Говорить она стала чуть позже, чем Алёна, а до этого умиляла нас лепетанием после «гуления» прямо, как и расписано врачами-логопедами. Всякого рода «лялики» – на ручки, «макатяка» – мотоцикл, «тананайка» – обезьянка так и сыпались на нас, и, главное, мы ее понимали и восхищались. На запрещение что-нибудь взять она топала ножкой (как мило!) и заявляла упрямо: «А я заму!» – и таки брала (какая прелесть!). Говорить же нормально стала как-то вдруг сразу чётко и полными предложениями около полутора лет.
По приезде в Рио ей как раз исполнилось два годика, и она через месяца три заговорила по-португальски, быстрее, чем я. Мы были ошеломлены, а регулировщик-полицейский, огромный негр, прямо-таки огорошен, когда из остановившегося на перекрестке «фольксвагена» вдруг высунулась головка в золотых кудряшках и пропищала: «Ole! Como esta?», – «Привет! Как дела?». Полицейский не был бы бразильцем, если бы сразу не разулыбался всеми рядами зубов и не прокричал в ответ: «Ola, belа! Muito bem, y tu?», – «Привет, красавица! Очень хорошо, а ты?», – и разрешающе махнул нам жезлом, проезжайте!
Вообще Люка производила в местном обществе, на пляже, в магазине, в гостях абсолютный фурор. Бразильцы очень любят детей, все им разрешают, во всем потакают, но золотоволосую кудрявую muchachitu – девчушечку просто боготворили и восхищались. Когда же она начинала беспечно беседовать с ними на тему «как дела, сколько ей лет, кто она такая, как зовут ее, маму-папу и т.д.», собеседники только экспрессивно всплескивали руками. На все эти простенькие вопросы она отвечала быстро и правильно и для местных это был полный отпад. На Люку сыпались разные мелкие подарки, начиная от игрушек и сластей и заканчивая золотым колечком с малюсеньким брильянтиком. Колечко ей преподнес врач-оторялинолог, который вырезал ей гланды в три года. Вдруг они воспалились, стали рыхлыми, мешали дышать. Видимо сказалось влияние влажного тропического климата. Врач решительно настоял на удалении.
Я присутствовала на операции и могу заверить, что все было проделано быстро, безболезненно и бескровно. Врач, все время объясняя мне свои действия, особой петлей ловко поддел кусочки разросшейся ткани – и раз! отрезал их кривыми разогретыми ножничками – готово. Люка проснулась минут через пятнадцать, ей дали мороженого, и она стала лучшей подругой врача. Потом мы несколько раз были у него в гостях в его поместье с роскошными куртинами цветов, с бассейном и конюшнями, где врач встречал нас очень радушно и доверительно сообщал нам, что в душе он почти «comunisto». (Интересно, наш отоляринголог может похвастаться подобным поместьем или хотя бы приличной дачей?).
«Коммунисто» фотографировал маму, дочек – очень качественные, совсем профессиональные портреты сохранились и украшают стену моей комнаты -, всячески гостеприимствовал, опять приглашал в гости, неоднократно восхищался социалистической системой и критиковал свою капиталистическую. В душе он, как уже говорилось, был почти приверженцем нашего строя. С чего бы это? Особенно при его образе жизни: с поместьем, конюшнями, парком, бассейном! Впрочем, нужно отдать справедливость… Работал он не покладая рук, был известным профессионалом, имел невинное хобби – фотографию. Кроме таких моделей как девочки и их мама, он настойчиво предлагал сфотографировать и Виктора. Наш папа ловко и тактично увертывался от почетного права запечатлеться на снимке с юмором уверяя, что совсем не фотогеничен и все время выдвигал на аванпост своих дам. Приезжали мы к новому другу еще несколько раз, а потом отец незаметно свернул это знакомство. Уж не знаю, правильно ли или нет… Наверно правильно, врач так уж явно и навязчиво старался продолжить дружбу. Супруг мне ничего не объяснил, но у него