ст. помощник – наверное, еще кому-нибудь помладше, тот – еще кому-то. Наконец, эту пластмассовую куклу находят и вручают Люленьке. А Неваляшечку-то заныкал корабельный доктор, который экономно решил не расходовать валюту и по возвращении из рейса подарить ее такой же своей Люленьке. Ан не тут-то было. Эта Неваляшка до сих пор цела и лежит где-то у нас на антресолях. Кстати, как и все игрушки. Спрашивается, зачем?

Дети выступили перед экипажем крейсера с блеском и удовольствием: читали лирические и патриотические стихи, даже спели «Пусть всегда будет солнце!» – на этот хор я организовала Аню Федорову, сама решила со своими способностями к пению не рисковать. Все прошло «на ура!» Моряки хлопали, а посол, обращаясь к капитану, удовлетворенно произнес: «Вот так!», – дескать, вот так патриотично мы воспитываем наших детей здесь, среди загнивающего капитализма. Впоследствии Сергей Сергеевич поблагодарил и меня, он был очень воспитанным человеком.

Cамым интересным в этом детском шоу на корабле под моим чутким руководством было неожиданное и забавное продолжение. Тогда, перед посещением корабля, я провела соответствующее внушение детям: никуда не бегать, ни в коем случае не отлучаться от своих мам-пап и от меня лично. Заодно рассказала им о таких интересных людях как моряки. И что какие они храбрые, и что мужественные, и что самоотверженные, и что патриоты, и т.д., и т.п. Мало того у них свой морской язык: лестница – трап, кухня – камбуз, комната – каюта, повар- – кок, пол –палуба, ограждение – леер, порог – комингс… Так заморочила детишкам голову, что один мальчик растерянно спросил: «А на русском языке они разговаривают?».

Перед выступлением детей, что уже заранее настраивает публику на благожелательный лад, я для разогрева слушателей с юмором озвучила эту историю. Все конечно смеялись, а там уже пошло и само шоу, которое имело успех.

Однако это не все. Действие перешло в наши дни… Недавно, будучи в военном санатории, я оказалась за столом с молодым, по моим понятиям, мужчиной, что меня очень порадовало. Ужасно напрягало, если пожилой собеседник или собеседница начинали выяснять: кто, с кем, откуда, почему, в каком корпусе? Нудно и с мельчайшими подробностями сообщать о своих болячках, анамнезах, процедурах, лекарствах, анализах (и почти пытались их показать). Здесь же напротив сидел симпатичный здоровый мужик, высокий и ладный: умеренно разговорчивый, не возмущающийся качеством еды, плохой погодой, правительством и общим положением в стране и вообще в мире. Тонус настроения повысился. Появилась уверенность, что отдых будет вполне переносим. Тем более, не впадая в самолюбование, осмелюсь утверждать, что я еще «хорошо сохранилась» особенно в полумраке как я обычно шучу.

Выяснили имена: Владимир Николаевич, Галина Александровна… Да просто Володя! А вы Галина! (Как же! Тогда уж лучше Галочка!) Да нет, просто Галина Александровна. Спросила, не знает ли он, где здесь находится библиотека. Это я выясняю всегда в первый же день своего прибытия в санаторий ли, в больницу ли, в госпиталь ли. (Не такая, значит, и больная!)

– Знаю, знаю. Я как раз собирался туда за газетами.

– Володя, можно мне с вами пойти. Такой гололед, что можно поскользнуться.

– Конечно, конечно, Галина Александровна!

Гололёд действительно был ужасный и продержался, усугубляясь, практически месяц. В этот период как раз падали, ломаясь с пушечным треском деревья, обрывая электропровода и оставляя целые районы без света. Шёл так называемый «ледяной дождь». Зима, как обычно, пришла неожиданно. Так что моя просьба, уверяю вас, была вызвана чисто меркантильными соображениями собственной безопасности.

Володя благополучно препроводил меня в библиотеку и оттуда к корпусу. Вечером мы уже отправились на предмет обследования территории санатория. Проходя мимо табло с обозначением времени, температуры, влажности, я мимоходом обронила:

– Ого! Какая влажность! Вот почему так зябко… А вот в тропиках

влажность гораздо выше, но от этого становится еще жарче.

– Вы были в тропиках, Галина Александровна? А где?

– В Рио-де Жанейро.

– Когда?

– С 1970 по 1975 год.

– Ой! А мы заходили в Рио, в бухту Гуанабара в 1972г. Бразильцы постоянно околачивались на берегу и шутили: корабль учебный, а пушечки-то на борту настоящие стоят!

– Так это было ваше учебное судно?! Такой серый линкор? Или крейсер? Мы же туда в гости приезжали. Все-все: из Посольства, из Торгпредства, из ГСМ (горюче-смазочные материалы). Вы нас окрошкой угощали. Дети еще у вас выступали!

– Да, да! Мы так смеялись, когда малыш спросил, умеют ли моряки

говорить на русском языке.

– Это не малыш спросил, это я вам рассказывала, что он спрашивал.

– Так это были ВЫ? – изумляется Володя.

Мы останавливаемся и начинаем неудержимо хохотать и удивляться вместе. Опять посмотрим друг на друга, и опять в хохот! Да, действительно «потому что круглая земля!» Идем-идем, остановимся и опять смеемся. Действительно! Почти через сорок лет в одно и тоже время, в один и тот же санаторий, за один и тот же столик! И вот люди совершенно случайно узнают, что они почти что знакомы. Хотя, что здесь уж совсем удивительного! Вот если бы я или тот же Володя поехали в санаторий другого ведомства, то там точно не было бы такой милой случайности. Ни с актером-комбайнером-режиссером, ни с писателем-ваятелем, ни с художником наши пути не пересеклись бы. Я его спросила, сколько же ему, тогдашнему курсанту, было лет. «Двадцать, Галина Александровна!». На что я с сожалением произнесла: «Э-э-э, Володечка! А мне уже тогда было тридцать пять!». Володечка, как истинный вежливый мужчина, стал излишне торопливо меня уверять, что в это невозможно поверить и что, мол, Галина Александровна кокетничает своим возрастом. Не скрою, было приятно, и я чуть посожалела о своей немного излишне поспешной откровенности. Полезли глупые обывательские мысли, что женщине, мол, столько лет, насколько она выглядит, что люди молоды, мол, душой, что… вообще, всякая чушь. Опять же посмеялись: «Володя, это только для вас такое сообщение, для остальных я ещё дама среднего возраста, даже не вышла на пенсию и оказалась здесь по чистой случайности!».

Владимир Николаевич прогуливал меня каждый вечер моего санаторского пребывания к великой зависти женского населения. Нашлось много общих тем: он подробно описывал случаи из своих морских походов –все-таки из курсантов стал командиром корабля, о том, как разочаровался в службе во время перестройки, как легко и даже неприлично поспешно тогда увольняли из Вооруженных Сил, как он переучивалсязаочно и получил экономическое образование, открыл в Самаре свое дело, о своих сыновьях. Спросила его, сохранилась ли его капитанская форма и не носит ли он ее хоть иногда, заметив, что морская форма придает