мужчине особый неповторимый шик. На что Володя с небольшой долей гордости ответил, что его сотрудницы (ОГО!) часто просят приходить на праздники в форме. «С кортиком!» – ностальгически добавил он. (Бедные бабы! Хоть полюбуются на видного мужчину с кортиком) «Кортик вручается старшим офицерам и командирам кораблей!» – в заключение сказал Вова. Тут я съёрничала: «Ну, все в штабелях? (Спохватилась) Нет! Нет, Владимир Николаевич, я пошутила. Представляю, как вам идет морская форма!» Володя успокоился. Дальше я уж внимательно слушала, без своих обычных шуточек. В основном нахваливала своего кавалера. Это, ох, как импонирует мужчинам! Впрочем, если то, что он мне рассказывал, на самом деле даже наполовину соответствовало действительности, то нахваливать было за что. Я тоже время от времени вставляла умное словечко.

Посмеялись над анекдотами. Человек понимал юмор. Уже хорошо. А уж анекдотов я знаю уйму, помню их, умею преподнести. Причем, вспоминаю их ассоциативно. Володя тоже не отставал, рассказывал анекдоты, но старые, хорошо, что не пошлые. Ку-у-у-да ему до моего арсенала!

Самая захватывающая и продолжительная оказалась тема «собачья». Владимир тоже очень любил собак. Вот тут-то я рассказала ему массу историй о наших питомцах, собаках и кошках. Пикнуть не дала… Было интересно. А если бы неинтересно, то не прогуливал бы. А?

Вернемся все же к концерту на линкоре (то ли крейсере), где Владимир Николаевич был в то время еще зеленым курсантом, а я красивой женщиной (чего уж скромничать! что было, то было.) в расцвете своих тридцати пяти. Как раз действительно расцвет для женщины. Люка вымучила-таки свой стишок «Матросская шапка», не сбилась и уверенно произнесла, что именно лягушки просят капитана их прокатить, а ничуть не ее, не Люку. Я была горда успехом своей малышки.

Что касается рифмы, то абсолютная аберрация к ней осталась у Люси на всю среднюю школу. Я слышала, как она перед выпускными экзаменами учила письмо Татьяны к Онегину. Скорчившись в уголке тахты, Люка уже в который раз начинает монотонно бубнить: «Я Вам пишу, чего же более…чего же боле…? А!, – с облегчением, – вот… – Что я могу еще сказать… Так. (Пауза) Сказать? Что сказать?… Я Вам пишу, чего же боле, что я могу еще сказать… Ну? Что я еще могу сказать?! (Заглядывает в книгу). Фу, ты! Конечно! Теперь я знаю в Вашей воле… воле…воле… Ой! Ну, воле… А что «воле»? М-м-м… Ну, ладно. Я Вам пишу, чего же боле сказать… Нет, Господи, нет-нет! Не то! – читает по книге, – я Вам пишу, чего же боле. Что я могу еще сказать? Теперь я знаю в Вашей воле меня презреньем наказать… Боже, хоть бы не этот билет!!! – звучит вопль вконец заучившегося и замученного ребенка.

На экзамене по литературе ей попался билет без чтения наизусть, и она получила «отлично».

Но это было уже потом, а пока что мы находились в Рио-де-Жанейро и не уставали восхищаться этим необыкновенным городом. Здесь началась абсолютно новая жизнь, новые впечатления, новые знакомства, новые возможности.

Кстати, о новых знакомствах. Об одной такой встрече я вообще предпочитала не говорить, потому что до сих пор не могу понять, вызвала она у меня восхищение или недоумение, или отвращение. Да и встреча эта была какой-то скоропалительной, сумбурной и невнятной. Наш шеф, Леонид Александрович, умный и ироничный профессионал, был уже опытным резидентом, до Рио поработал в Штатах. Работа в Америке – довольно серьезная командировка, проверка на профессионализм, и в Рио он почти отдыхал, будучи первым секретарем посольства. Вот там, в США, каким-то образом он, в совершенстве владея умением очаровывать собеседника, познакомился с Сальвадором Фелипе Хасинго Дали. Да, да, тем самым великим Дали, художником, возмутителем спокойствия мира искусства, мастером эпатажа, «Великим мастурбатором», как он почему-то себя называл. Впрочем, ему виднее.

Познакомились они на какой-то очередной выставке знаменитого мастера. Наш шеф, как я тогда сразу заметила, был необыкновенно коммуникабельным человеком, умел познакомиться с любым и, самое главное, очень быстро понимал, чем тот интересуется. Кроме того, он был просто доброжелателен и всегда готов помочь ближнему, особенно если не нужно было в эту помощь вкладывать средства. Но согласитесь, что даже деятельно потратить свое время на благо другого человека и конкретно этим помочь ему – не каждому дано. Его жена Нелли, красавица и умница, прекрасно владеющая английским языком, всегда была рядом и тоже немало способствовала его знакомству с нужными людьми.

Чем наш шеф обаял Дали я не знаю, но, тем не менее, у Лени сохранился даже какой-то эскиз от художника. Представляете, какая это моральная и материальная ценность!

Как только мастер приехал в Рио, наш шеф тотчас же нашел его, возобновил знакомство и напросился в гости. В это время маэстро был уже в преклонном возрасте, со своей музой-Галой они жили раздельно, но на людях появлялись как попугаи-неразлучники (об этом я узнала уже очень даже потом). Такой вот был пиар. Жена Лени то ли приболела, то ли не захотела встречаться с такими неординарными людьми как Сальвадор и Гала, скорее всего, встретившись с ними Америке, в Рио возобновить знакомство уже не пожелала, я потом поняла почему. Леонид вдруг пригласил нас его сопровождать в гости.

Что до хозяина встречи, то теперь я уверена, ему захотелось просто посмотреть на экзотическую пару молодых коммунистов и, возможно, порезвиться на их счет. Дали был великим мастером смешивать людей с грязью. Взять хотя бы его встречу с Арамом Хачатуряном! Если кто-то не помнит или не знает, то это банальная история с пошлейшим и жестоким розыгрышем: композитора пригласили, обильно напоили соками и водами, а потом – ушедший хозяин, запертый в комнате Хачатурян и использование им какой-то вазы в виде ночной. Впоследствии известное и злое интервью Дали, где он садистски подло поведал журналюгам, как советский композитор мочится в хозяйский антиквариат. Уже только это может отбить охоту встречаться с «великим».

Мы же были в панике не из-за такого изуверского отношения к гостю, для этого мы посчитали себя слишком мелкими сошками. В биографии Дали прослеживались непредсказуемые выверты богатой фантазии как в искусстве, так и в общении с людьми. Его образ жизни всегда отличался, мягко выражаясь, экcцентричностью. Говорили, что в поведении он похож на азиата: мягкая походка, коварная улыбка, убаюкивающий тенорок, инквизиторский взгляд и стремительная смена приоритетов… Но неужели великий мистификатор будет тратить свою творческую энергию на двух молодых, ничем непримечательных людей? Да нет… Нас беспокоило другое: всего несколько месяцев в стране, португальским языком еще свободно не владеем, а испанский