В этих интригах играл серьезную роль Измаил-паша, который хотел удалением наиба из Абадзехии доставить удовольствие князю Сеферу; его ссылка не мешала ему быть деятельным там, где он мог раздобыть деньги; но как только друзья обращались к нему с требованием исполнить свои обещания, он обнадеживал их со дня на день, отговариваясь тем, что все его имущество секвестировано, в чем, однако, не было ни слова правды.

Наиб Мохамед-Эмин не думал о том, чтобы по примеру князя Сефера удовлетвориться вынужденным гостеприимством султана[94] и состариться в ссылке. В ноябре он убежал ночью из Дамаска и после того, как загнал до смерти нескольких лошадей, добрался до анатолийского берега Черного моря, где нанял сандал и отплыл в Абазию. 28 ноября он был снова в Абадзехии. Его возвращение сильно подняло дух абадзехов, и, хотя он вернулся с пустыми руками и как беглец, население приняло его с восторгом.

Глава шестнадцатая

Вести из Константинополя. – Внутренние неурядицы в Шапсугии. – Кровавая вражда. – Перемирие. – Наше положение. – Набег русских на Шапсугию и Абадзехию. – Тяжелая зима. – Экспедиция в Черноморье. – Нападение на русские пограничные посты и уничтожение их. – Продолжение военного и гражданского устройства страны. – Собрание депутатов всех адыгских племен на реке Догай. – Наступление русских на Адагум. – Действия наиба в Абадзехии. – Его неудачи. – Волнения в Абадзехии.

16 июля получил я письма и известия из Константинополя. Положение, в сущности, не изменилось. Волонтеры ждали средств, чтобы прибыть к нам. Измаил-паша все время давал блестящие обещания, но не дал ни гроша. Эта его постоянная ложь была так же возмутительна, как и растрата собранных сумм, между тем все это препятствовало всяким другим попыткам выбраться из нашего положения. Действительное благодеяние оказал мне генерал Замойский посылкой некоторых вещей. А именно: я получил 30 пар сапог, 50 пар ботинок, 100 пар летних брюк, шерстяных одеял и некоторые мелкие предметы. Если б Измаил своими постоянными обещаниями не обманывал нас, я стал бы вместе с моими политическими друзьями искать и, вероятно, нашел бы другой выход. Моя деятельность в Абазии доставляла мне необходимое сообразно моим потребностям, но мы считали это положение временным и благодаря лживым посулам Измаила не могли создать какой-либо определенный план.

Между тем Сефер-паша занялся сбором податей в Шапсугии, или, вернее сказать, поручил это дело Хаджи-Измаилу, придав ему в помощь своего сына Карабатыра. Если Карабатыр, несмотря на свое личное мужество, был мало пригоден против неприятеля, то для административной деятельности он годился еще меньше. Жители Шапсугии не хотели давать подати и отговаривались тем, что были недостаточно представлены на народном собрании у Адагума и что только небольшое число их старшин вотировало за подати. В стране также уже было известно, как плохо распорядились князь Сефер и его сын податями, собранными для солдат.

5 августа на реке Антхыр дело дошло до жаркой схватки между Карабатыром и его спутниками с одной стороны и некоторыми жителями – с другой. Карабатыр приказал задержать одного из злейших крикунов. Это было сигналом к общему восстанию на реке Антхыр. Жители напали на Карабатыра и его свиту, и один уорк, друг и товарищ Карабатыра, был убит – ему прострелили горло. Сам Карабатыр потерял свою лошадь. Но два дня спустя он собрал большую банду и внезапно напал на несколько дворов, которые разграбил и сжег; среди них и двор Алиби Хантоху, одного из влиятельнейших шапсугских старшин. При этом случае были взяты в плен 10 черкесов из Антхыра. Тогда половина Шапсугии взялась за оружие, и Карабатыр, так же как и Хаджа-Измаил-паша, должен был спешно бежать за реку Абин, чтобы спасти свою жизнь. С обеих сторон были убитые и раненые, и Хантоху, который стал во главе шапсугов и собрал около 4000 человек, появился на Абине и угрожал находящемуся в Шапсогуре Сефер-паше. Последний в страхе вызвал к себе на помощь артиллерию, стоявшую против русских на Адагуме.

Я как раз собирался предпринять круговой объезд побережья по делам о пошлине, как ко мне пришло с гонцом это фатальное известие. Я спешно направился в Шапсогур и нашел там около 2000 собравшихся абазов; пленные, взятые Карабатыром, находились под охраной моих канониров. До 8 августа между абазами партии Сефера и шапсугами происходили небольшие стычки, причем шапсуги уже перешли Абин. К счастью, офицер, начальствовавший во время моего отсутствия, несмотря на все просьбы Сефера и его сына, отказался принять участие с орудиями в сражении. Я сделал выговор офицеру за то, что он покинул без моего ведома свой пост на Адагуме и вмешался в эту домашнюю распрю абазов, а особенно за то, что он взял под стражу пленных. Я распорядился немедленно освободить 10 пленных и велел им передать своим, чтобы ни один из них не оставался на левом берегу Абина, иначе мы вынуждены будем враждебно против них выступать. На совете же старшин я объявил Сефер-паше, что буду защищать его только в том случае, если шапсуги перейдут свою границу – реку Абин и начнут агрессивные действия, иначе же в этой внутренней войне он не может рассчитывать на активную поддержку с нашей стороны. Князь Сефер был в высшей степени возмущен моим заявлением, а также освобождением пленных и требовал, чтобы я пошел вместе с ним против шапсугов; но я не двинулся с места, несмотря ни на его просьбы, ни на его угрозы. Я ничего не предпринимал не из-за упрямства или по злобе к Сефер-паше. Если бы у меня было 300 хорошо вооруженных стрелков, я бы сам стал побуждать его подавить восстание силой, но на его силы я мог тем менее положиться, что наши абазы совершенно не скрывали свое нежелание идти против своих братьев по крови в интересах Сефер-паши; к тому же я уже знал характер князя достаточно хорошо для того, чтобы понимать, что он в случае победы противоположной партии может принести меня и нас всех в жертву, чтобы выйти самому из затруднительного положения. Мой отказ идти против адыгов произвел хорошее впечатление даже на тех, кто стоял на стороне Сефер-паши, и, кроме того, сделал весь лагерь шапсугов нашими друзьями.

Со стороны Сефера никто не мог отправиться в неприятельский лагерь, так же как и оттуда никто не мог прийти к нам, потому что уже была пролита кровь и отвратительная кровная месть вступила в свои права. Сефер-паша, который, несмотря на свое кажущееся добродушие, был очень мстительным, радовался этому, потому