Встреча продолжалась два часа, и по окончании ее они неузнали" ничего нового. Никто из них. Да это было и невозможно. Все в рукахсудьи и присяжных, а их мысли никто не брался прочитать. Лукаса могли сновазасадить за подстрекательство к беспорядкам в тюрьмах, агитацию, в основном зато, что, по мнению департамента по досрочному освобождению заключенных итюремных властей, он вмешивался не в свое дело. Они могли посадить его даже заодно лишь подстрекательство, что невозможно отрицать. Об этом было известновсем, включая прессу. Он вел себя, находясь на свободе, менее чем благоразумно.Об этом свидетельствовали его выступления, книга, встречи, его роль в мораториина тюрьмы, его участие в забастовках по всей стране. Борясь за свои убеждения,он ставил на свою жизнь. И теперь они увидят, какова ставка. Хуже всего то, чторасплывчатые судебные законы Калифорнии давали возможность держать его послеареста в тюрьме столько, сколько будет угодно присяжным. Подавленное настроениеусугубилось, когда адвокат сказал, что его посадят не больше чем на два-три года.Ни у кого не оставалось надежды. На этот раз и у Люка. Кизия молчала.

Адвокат ушел вскоре после одиннадцати. Они договорилисьвстретиться в суде в полвторого. До этого часа они были свободны.

— Как насчет ланча? — спросил Алехандро.

— Ну кто сможет сейчас есть?

Кизии было все сложнее притворяться. Она никогда невыглядела такой бледной. Ей вдруг захотелось позвонить Эдварду или Тоти, дажеХилари или Уиту. Кому-нибудь… любому… но тому, кого она хорошо знала. Онасловно стояла в больничном коридоре и ждала ответа на вопрос, будет ли больнойжить… А что если… если… Нет! О Господи!

— Пошли, пошли!

Люк держался отлично, если не считать, что у него дрожалируки.

Они сидели в «Трейдер Вик». Там было мило, уютно, «ужаснороскошно», как сказал Люк, и еда, наверное, отличная, но они этого не заметили.

Не слишком подходящее время для споров. Об этом красноречивоговорил его взгляд.

— Я хочу, чтобы ты ждала здесь. Когда все кончится, яприду за тобой.

— Но я хочу быть там, с тобой.

— Попасть в телевизионные новости? В голосе его звучалаирония, недоброжелательность.

— Ты же слышал: репортеров в зал не пустят.

— Этого и не требуется: они отловят тебя на входе ивыходе. А это не нужно ни тебе, ни мне. Я не собираюсь спорить с тобой, Кизия.Ты можешь оставаться здесь, в библиотеке, или вернуться в отель. Немедленно.Ясно?

— Хорошо.

Адвокат вышел, а Люк опять начал расхаживать передстеллажом. Вдруг он остановился, потом медленно направился к ней, глядя прямо вглаза. Все в нем было таким знакомым и родным. Вся его колючесть исчезла.

Уловив настроение, Алехандро медленно направился к дальнейполке, на которой стояли книги в каштановых и золотистых переплетах.

— Малыш…

Люк был на расстоянии фута от нее, но даже не сделал попыткиприкоснуться, он просто смотрел, будто пытаясь запомнить каждый волосок, каждуюниточку на платье. Он вбирал в себя ее всю, и его взгляд проникал ей в душу.

— Я любдю тебя, Лукас.

— Родная моя, я никогда не любил тебя так сильно. Тыведь это знаешь, правда?

Все это уже не имело значения. Так фальшиво! Как трудноизображать, что тебе не безразлично, где поесть. Почему «Фермой» и «ТрейдерВик»? Почему нельзя просто поесть булочек с сосисками и продолжать жить дальше?

На Кизию словно навалилась тяжесть. Она чувствовала себя,словно парашют, опустившийся в цемент. Она хотела бы вернуться в отель, лечь,отдохнуть, поплакать — все, что угодно, только не сидеть в этом ресторане наддесертом, до которого не могла даже дотронуться. Монотонно тек разговор. Говорилини о чем. К моменту, когда подали кофе, они погрузились в молчание. Слышно былотолько, как Люк мягко барабанил пальцами по столу. Этот звук отзывался в нейбиением молоточков. Ведь они были так тесно связаны друг с другом… будто у ниходна душа, один мозг, одно сердце… Если его заберут, они должны забрать и ее.

Алехандро взглянул на часы, и Люк кивнул.

— Пора.

Он попросил счет. Алехандро полез за бумажником.Выразительно посмотрев на него, Люк покачал головой. Сегодня с ним не стоилоспорить. Он оставил деньги на плетеной деревянной тарелке, на которую официантположил счет, они встали из-за стола. Направляясь к ожидавшему их лимузину,Кизия вдруг почувствовала себя героиней какого-то второсортного фильма. Все этоне могло происходить в реальности. Невозможно поверить, что до суда над Люкомоставался всего час. Не могло такое случиться с ними.

И тут, в лимузине, в котором они отправились в Сити-Холл, нанее напал почти истерический смех.

— Что смешного? — спросил Люк.

Он выглядел напряженным. Алехандро молчал. Ее смех звучалнеприятно. В нем было что-то болезненное. Это невыносимо.

— Все смешно, Люк. Все. Правда… Все так абсурдно.

Она продолжала смеяться до тех пор, пока он не взял ее рукуи не сжал очень сильно. Тут она замолчала, и смех чуть не уступил место слезам.Все абсурдно. Нелепые люди в «Трейдер Вик», которые после ланча направятся наконцерт или к парикмахеру, в клуб или к портному… живя совершенно нормальнойжизнью. Но что называть нормальным — то или это? И то и другое не имело смысла.Она чувствовала приближение нового приступа истерики, но сдержалась. Знала,что, если опять засмеется, ей не сдержать слез или даже воя. Только этого ейсейчас хотелось. Выть по-собачьи.

Слабо светило послеполуденное солнце. Они ехали сначала назапад, а потом на юг, по авеню Ван Несс, мимо старых и новых машин, мимоголубого фасада отеля «Джек Тар». Казалось, они будут ехать вечно. Люди спешилипо делам, прогуливались и жили своей жизнью. Вскоре замаячили очертаниявеличественного здания Сити-Холла. Оно напоминало золотистую луковицу,прекрасную, в одеянии из платины и золота,

Сити-Холл вселял ужас. А всего в нескольких футах, у зданияОперы, останавливались лимузины тех, кто приехал послушать симфонию. Все неимело смысла.

Кизии было не по себе. Ее пошатывало как в опьянении, хотяпила она только кофе. Идти она могла лишь благодаря твердой поддержке Люка содной стороны и Алехандро — с другой. Вверх по лестнице, через двери, в здание,мимо людей… О Господи, нет!

— Мне нужны сигареты, — сказал вдруг Люк.

Они пошли за Люком через громадные мраморные холлы в тучасть здания, над которой возвышался купол. Он шел решительной походкой,которая была ей так знакома. Она вдруг схватила Алехандро за руку.

— С тобой все в порядке, Кизия? В ответ онавопросительно посмотрела на него, как бы говоря: «Я не знаю».

— Да.

Она холодно улыбнулась и взглянула на купол. Как моглопроизойти здесь что-то плохое? Можно было представить себя в Вене, Париже илиРиме. Колонны, фризы, арки, купол, устремленный высоко вверх, позолота…