— Кизия, он приговорен. Его арестовали, — выдохнултот.

— Что?

Она вскочила на ноги. Все началось снова, но на этот раззакрутилось слишком быстро.

— Боже мой, Алехандро! Где он?

— Все еще в зале. Кизия, нет… не ходи… Она уже летелапо серому мраморному полу к двери.

— Кизия!

— Иди к черту!

Он схватил ее за руку около двери.

— Пусти! Я должна его увидеть!

— Хорошо. Тогда пошли.

Он взял ее за руку, и так, рука в руке, они побежали.

— Может быть, его уже увели?

Она не ответила, только побежала еще быстрее. Ее каблукистучали в такт ее сердцу. Толпа репортеров поредела. Они уже все сделали. ЛукасДжонс будет отправлен назад, в Квентин. Так обстоит дело. Бедняга!

Кизия оттолкнула двоих мужчин, загораживающих вход в зал.Алехандро проскользнул за ней. Судья уже уходил, и все, что она увидела, —это человек, сидящий неподвижно, уставившись в одну точку перед собой. Он сиделодиноко, спиной к ней.

— Лукас?

Она замедлила шаги и подошла к нему. Он повернул голову. Еголицо ничего не выражало. Это была маска. Это был совершенно другой человек.Кусок железа с глазами, полными слез. Он молчал.

— Дорогой, я люблю тебя.

Она обняла его, он медленно наклонился к ней, положил головуей на грудь. Его тело обмякло. Однако он даже не попытался ее обнять, и тут онапоняла почему. Он уже был в наручниках. Они не теряли времени. Его бумажник имелочь лежали перед ним на столе. И среди всего прочего — ключ от их квартиры икольцо, то самое, которое она подарила ему на Рождество.

— Лукас, почему они это сделали?

— Они должны были. Сейчас уезжай домой.

— Нет, я побуду, пока тебя не уведут. Не раз??оваривай.О Господи, Лукас… Я люблю тебя.

Она сдерживала слезы. Он не увидит ее плачущей. Он былсильным, и она тоже. Но внутри ее все умерло.

— Я тебя тоже люблю. Сделай одолжение, уходи. Уходи кчерту отсюда!

Из его глаз брызнули слезы. Вместо ответа она прижаласьгубами к его губам. Она наклонилась к нему, пытаясь своими маленькими, тонкимируками обхватить его, как ребенка. Почему они сделали это? Почему онадопустила? Почему не купила их? Почему? Вся эта боль и ужас, наручники… почемуона ничего не сделала? Проклятый департамент, и судья, и…

— Пора, мистер Джонс.

Голос прозвучал из-за спины, с мерзким ударением на слове«мистер».

— Кизия, уходи!

Это была команда генерала, а не мольба побежденного.

— Куда они ведут тебя?

В ее широко открытых глазах были злость и страх. Онапочувствовала руки Алехандро на своих плечах. Он тянул ее назад.

— В местную тюрьму. Алехандро знает. Потом в Квентин. Атеперь убирайтесь к дьяволу отсюда! Немедленно!

Он выпрямился во весь рост и посмотрел на охранника, которыйдолжен был его увести.

Она встала на цыпочки и поцеловала его. Потом, как слепая,позволила Алехандро вывести себя из зала.

Остановившись на минуту в холле, она увидела, как егоуводят. С руками, скованными наручниками, он шел в сопровождении двухохранников. Он ни разу не оглянулся. Кажется, прошло много времени с тогомомента, как он ушел. И Кизия почувствовала, что рот ее открылся ипронзительный звук разорвал тишину. Кричала какая-то женщина, но она не зналакто. Это не мог быть никто из ее знакомых. Воспитанные люди не кричат. Но звукне прекращался. Чьи-то руки крепко держали ее, когда она увидела вспышки иуслышала странные голоса.

Неожиданно она почувствовала, что взмывает над городом встеклянной клетке, потом ее поместили в странную комнату. Кто-то уложил ее впостель, и она почувствовала, что очень замерзла. Очень. Человек набросил нанее одеяла, а другой, с усами и в смешных очках, сделал ей укол. Она сталасмеяться, потому что он выглядел очень забавно, и тут этот пронзительный звуквозник опять. Кричала женщина. Кто она? Это был долгий, бесконечный вой. Оннаполнял комнату до тех пор, пока не исчез свет и все не погрузилось в темноту.

Когда Кизия проснулась, то увидела Алехандро. Он сидел итихо смотрел на нее. Усталый, взъерошенный… вокруг стоят пустые чашки… Вид унего такой, будто он всю ночь провел на стуле, да так оно и было.

Она долго наблюдала за ним. Глаза ее, казавшиеся оченьбольшими, болели. Было трудно моргать.

— Проснулась? — спросил он хриплым шепотом.

Пепельницы наполнены до краев. Она кивнула.

— Я не могу закрыть глаза. Он улыбнулся ей.

— Ты еще не оправилась. Почему бы тебе не поспать еще?

Она только покачала головой, на глаза навернулись слезы. Нои это не помогало.

— Я хочу встать.

— И делать что? Он заволновался.

— Пи-пи.

Она улыбнулась и проглотила слезы.

— Кизия!

Он улыбнулся ей по-братски, усталой улыбкой.

— Знаешь что? — Она с любопытством разглядывалаего.

— Что?

— Ты выглядишь ужасно. Ты всю ночь не ложился, да?

— Я подремал. Не беспокойся за меня.

— Почему же?

Она вылезла из постели и направилась в туалет, задержавшисьв дверях.

— Алехандро, когда я смогу увидеть Люка?

— Не раньше чем завтра.

Значит, она все помнит. Он думал, что после укола придетсятанцевать от печки. Сейчас шесть часов утра.

— Сегодня или завтра?

— Завтра.

— А почему не раньше?

— Потому что там только два дня для посещений — среда ивоскресенье. Завтра среда. Такие правила.

— Ублюдки!

Она хлопнула дверью, а он закурил. Четвертая пачка совчерашнего вечера. Адская ночь. Она пока не видела, что появилось в газетах.Эдвард звонил в эту ночь четыре раза. Услышав в Нью-Йорке новости, он чуть несошел с ума.

Когда она вернулась, он сидел на краю постели и доставалсигарету из пачки. Усталая, осунувшаяся, бледная. Загар куда-то исчез, вокругглаз темные круги.

— Леди, вы выглядите неважно. Мне кажется, вам рановставать.

Она ничего не ответила. Сидела спиной, курила и качалаголовой.

— Кизия?

— Да?

Когда она повернулась, он увидел, что она опять плачет. Онабыла безутешна, как маленький ребенок.