****

[1] Помните, я рассказывала, как «провисела» полтора дня в Междумирье в феврале, пока Лиссай провел всего-то три часа во Дворце, пытаясь найти нам сэндвичи? Вот-вот.

****

Я смотрела на собственную идею с невиданным оптимизмом. Ведь, если наша хитрость удастся, значит, я зимой мучалась не зря, а во имя будущей возможности помочь… Люблю, когда неприятный опыт оказывается не просто пощечиной от вселенной или уроком глупости, а ступенькой на пути к какой-нибудь победе. Хотя, если вдуматься, наверное, это всегда так. Просто в момент страданий нам не хватает широты взгляда.

Но — это все завтра.

А пока нам надо разобраться с делами неспящих…

Я пыталась озвучить Кадии и Полыни все те события и вещи, что начали казаться мне связанными воедино. Несмотря на то, что я горжусь системным мышлением, сегодня оно определенно дало сбой. Моя речь напоминала кракена из Моря Ста Мертвецов: оформленное тело в виде рассказа о костре и пленении Мелисандра, а дальше — незримые, расползающиеся щупальца идей, вопросов, неочевидных связей.

Смертоносные, до одури пугающие липучки невидимого кошмара.

— Так, — прервал меня Полынь, когда я, начав с некоего Эрика, упомянутого альбиносом, сразу скакнула к нападению на архиепископа, потом к Хозне, и — к вечернему урагану в столице. («…Ребята, я думаю, Горди пытался вылечить Вира, раненого мной в капелле, с помощью украденного в Башне зелья — альбинос ведь знал, где лежат лекарские склянки, еще со времен наших шуток над мастером Триждыправым! Но зелье не сработало, ребенок умер, и это вызвало у Горди желание предать богиню — и он назначил мне встречу! Однако, когда он увидел Селию — да, там еще и Селия была… Где там? В театре, куда я пошла перед тем, как меня попробовал придушить Теннет, который вернулся из Хейлонда, потому что узнал о…»).

— Так, — повторил Ловчий, жестом пресекая мою взволнованную беготню по участку. — Тинави, я уже понял, что ты уверенно идёшь на Генеральство Умолчаний. Не пикниками едиными, да? — он сощурился. — Хорошо, что у тебя есть версии. Но если мы работаем командой, то нам с Кадией сначала надо узнать чистую фактологию по всем этим делам. И лучше в письменном виде.

Куратор эффектно завершил охранное заклинание: над скалой грянул гром, и весь участок Дахху подсветился волшебством — разноцветные всполохи магии осели на клумбах, как роса. Ловчий удовлетворенно кивнул.

— Я знаю, где поблизости нас точно не потревожат, — сказал он.

* * *

Полынь отправил свою кобылку в ведомственные конюшни. Потом все-таки накрыл антидождевым куполом садового тролля: тот опять вылез из-за клумбы и долго, безмолвно пялился на нас круглыми глазами без бровей.

Мы втроем вышли на набережную реки Вострой, которая начиналась прямо за участком. Полынь поманил нас к лестнице, спускавшейся на воду. Внизу на слабых волнах покачивался магбот. Мы втроем запрыгнули в лодку, Ловчий кинул в пасть мясистого цветка восьмушку и, приложив татуировку к доске-навигатору, сказал: «Плавучий рынок».

— Вообще-то, туда пешком было бы быстрей, Полынь, — возразила Кадия.

— Всё под контролем, — пообещал куратор.

С того момента, как я спросила его об одноглазой женщине, он стал еще лаконичней, чем обычно.

Лодочка поплыла по вьющейся лентой реке. Под нами, в отражении глубокого неба, уже нарождался новый день — карминное зарево стирало зарёванную ночь, никак не желающую уступать место свежему, неопытному утру.

Мы не проплыли и ста метров, как прямо посреди Вострой Полынь попросил люминарию остановиться. Он перевесился через борт и пронзительно свистнул: резкий звук спугнул семейство уток, дремавших на воде.

Два удара сердца — и возле нас вынырнуло несколько ундин.

— Господин Пол-ы-ы-ынь! — восторженно заверещали они, фамильярно облокачиваясь о лакированные края магбота и весело шлёпая хвостами по воде.

— Привет, — кивнул куратор, а русалки уже, хихикая, дергали его за мантию, волосы и амулеты.

Мы с Кадией угрюмо переглянулись. У нас с ундинами были натянутые отношения — как и у всех представительниц женского пола. Нас чешуйчатые девахи предпочитала царапать и топить.

Полынь отцепил от себя остренькие пальцы обнаглевшей русалки и попросил:

— Нам бы уединенное место — ненадолго. Можно к вам в гости?

— Ну как тебе отказать, пупсик! — зажеманились ундины, а Кадия раздраженно закатила глаза.

Полынь создал вокруг магбота непробиваемый воздушный пузырь. Тотчас пятеро русалок резко дёрнули лодку за борта — и магбот уверенно пошел на дно.

Кадия, я и цветок люминарии негодующе ахнули, но Полынь объяснил:

— Время ценно. А это самое близкое из сухих мест.

— Тебя в собственных словах ничего не смущает? — уточнила я, пока мы плыли вертикально вниз — мимо келпи и ойек, ундин и рыбок, утонувших телег, зацепившихся за подводные ивы, и бесчисленного множества золотых монет — подношений туристов — висящих в волшебных ундиньих капельках, будто золотые фонари.

Вскоре вектор движения сменился: ундины потащили нас вбок. Мы достигли стены речного русла, и в ней — сюрприз — оказался проём, закрытый магическими бирюзовыми водорослями. Ундины, ласковые грузчики, протолкнули нас сквозь эту штору, а сами остались снаружи, посылая воздушные поцелуи. По ту сторону водорослей воды не уже было… Кроме той, что стекала с дна магбота.

Воздушный пузырь лопнул, и мы по очереди вылезли из лодки. Я оглянулась: судя по ошалелому оскалу люминарии, плотоядный цветок впервые подвергся столь наглому похищению.

Мы оказались в помпезной комнате, похожей на слащавый гостиничный номер.

Вся она была какая-то розово-фиолетовая с редкими вкраплениями синего и золотого. В серебряном ведерке у огромной кровати лежали кусочки льда с замороженными бутонами роз. В углу помещения стояла фигурная ванна, засыпанная лепестками. На стенах висели фривольные картинки.

— Ты нас что, в бордель привёл, «пупсик»? — обалдела Кадия.

Полынь уже деловито прошел к деревянному бюро, достал оттуда пачку бумаг и перья.

— Ундины в Шолохе держат несколько таких зачарованных комнат, — сказал куратор. — Их снимают те, кто не хочет, чтобы их нашли. Приватность гарантирована. Власти не знают про русалочий бизнес: иначе были бы налоги, проверки… Я однажды помог неофициально отловить тритона-убийцу, который резал высокопоставленных клиентов и, кхм, их спутниц — и с тех пор ундины позволяют мне иногда тут работать и проводить встречи.

— А почему бы тебе тогда тут не ночевать вместо своего кабинета? — спросила я, дивясь богатству обстановки.

Куратор задумался на мгновение:

— Брезгую.

И, все втроем с опаской покосившись на кровать, мы плюхнулись на пол. И стали разбираться с фактологией.